Закрывается то один провинциальный журнал, то другой - исчезают с карты России островки духовности и образования, наконец, исторической памяти народа. "Подъем" является именно одним из таких островков, к счастью, уцелевших, который собирает мыслящих людей, людей неравнодушных, болеющих за русский язык и вековые традиции нашей страны.

ОСТРОВ ЭЛТАМ,

ИЛИ ОДНА СЧАСТЛИВАЯ

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

Окончание. Начало в ╧7,8, 2004 г.

Корней Иванович Чуковский

╚Это было в 1957 году, за год до Конгресса. Я в то время работала в Оксфорде, то есть была совсем рядом с Россией, так что было совсем соблазнительно. Я забрала с собой двадцать человек студентов. Однажды мы пошли в домик Чехова, на Садовой, кажется. Со мной было несколько студентов, потому что в общем каждый жил сам по себе. Там была группа школьников, и учительница объясняла им, показывала картинки. Я прислушалась к тому, что она говорила, и мне не очень понравилось. Мне показалось, что можно больше сказать, интереснее. Детишки зевают. А рядом, немножко позади меня стоял высокий человек, и вдруг он спрашивает: ╚Вы думаете, можно иначе рассказывать?╩ Я удивилась, как он читает мои мысли. И говорю: ╚Да╩. Тут учительница с детишками вышла, и мы остались √ несколько студентов, я и этот человек. И пока я думала, что бы сама сказала, он вдруг говорит: ╚А подумайте, здесь ведь Лика ходила!╩ И он так начал говорить, что я заслушалась, и мои студенты заслушались... На другой день мы должны были пойти в университет на встречу с Корнеем Ивановичем Чуковским. Потому что там вообще встречаться с писателями было трудно, но не с Корнеем Ивановичем. С ним это было легко, потому что ему разрешали встречаться с иностранцами. Я ожидала увидеть какого-то профессора, и тут нам навстречу идет вот этот человек из чеховского музея. И мы все засмеялись: получилось, как будто это специально подстроено для пьесы какой-то. Мы уже оказались знакомы. Потом мы встречались, я бывала у него в Переделкине...╩

═══════════ ╚Был один эпизод, который Клем мне не может простить. Это было во время съезда славистов. Как-то Корней Иванович предложил устроить встречу с Пастернаком. Я не знала, что это от Корнея Ивановича идет. Подошел ко мне Коновалов и спрашивает, что я думаю по поводу предложения съездить к Пастернаку в Переделкино. А мы очень боялись, чтобы это не повредило, потому что мы знали, что могли преследовать тех, кто встречается с иностранцами. Я говорю, что надо съездить в посольство, посоветоваться. Я помчалась в Посольство, и мне подтвердили, что лучше этого не делать. И мы решили не ехать. А один ученый, Хинли, - он очень талантливый ученый и очень трудолюбивый, перевел всего Чехова на английский, √ он поехал. И несколько часов провел у Пастернака. Потом Корней Иванович мне сказал, что Пастернак наоборот считал, что нужно встречаться. Так я Пастернака и не повидала╩.

═══════════ ╚Дача у Корнея Ивановича была, конечно, роскошная, не то, что другие, которые я видела. Большая, просторная, теплая. Я сначала ездила прямо в Переделкино, а потом, поскольку чувствовала, что за мной могут следить, стала ездить до следующей станции и потом пешком шла обратно. Мне эта дорога страшно нравилась, там так было красиво! И еще Корней Иванович мне сказал, чтобы я приезжала, когда захочу, у них никакого особого расписания не было, и народу всегда было много. Однажды я прихожу так, без предупреждения, и попадаю прямо к обеду. У них большой стол накрыт, и Корней Иванович мне говорит: ╚Садитесь, пожалуйста, вот здесь╩. И сажает напротив сердитого такого человека и представляет: ╚Это √ Нина, а это √ Александр Исаевич╩. Да, это был Солженицын. Он сидел отстраненный от всего, хмурый, не слушал и ни на кого не обращал внимания. Тут Корней Иванович спросил его про сына Игната. Солженицын прямо переменился, разулыбался и стал рассказывать про успехи своего старшего. Поразительно переменился. Корней Иванович называл его ╚классиком╩╩. Хотя сам Корней Иванович не был открытым диссидентом, он помогал многим молодым писателям и был, как говорится ╚на стороне ангелов╩.

═══════════ ╚У Корнея Ивановича был домик, где он хранил детские книжки, разные. Он мне его показал и попросил меня прислать что-нибудь из Австралии. Я много ему посылала, и потом всегда обращали внимание на то, как много у него австралийских детских книг╩.

Михаил Иосифович Ульман вспоминает: ╚Когда Лидию Чуковскую исключили из Союза писателей, когда из библиотек изымали ее книги, запретили упоминать в печати ее имя и дом ее был обложен, Нина Михайловна изыскивала невероятные способы, чтобы помочь своему другу и материально, и морально. Замечательно, что именно тогда Чуковская стала пожизненным членом Австралийского ПЕН-клуба. В Мельбурнском университете ученица Нины Михайловны Белла Хиршорн написала и защитила диссертацию о творчестве Чуковской, а Нина Михайловна помогла опубликовать эту работу в университетском издательстве. Таким образом, в Мельбурне вышла первая в мире книга о Чуковской╩.

═══════════ ╚Корней Иванович любил пошутить и любил устроить драму. Так что и это могло быть. Он был страшно доволен, что его Коновалов пригласил в Оксфорд, и он получил там почетного доктора. Он привез с собой хламиду, шляпу и все такое, и она там у него висела. А потом когда я была в другой раз, его тоже с почетом принимали уже в другом университете, и еще одна хламида висела с шапочкой. Он как дитя этому всему радовался╩.

═══════════ ╚Корней Иванович очень любил говорить об Англии. Показывал мне свою ╚Чукоккалу╩. Там, например, или в дневнике в четверг записано ╚Нина, Нина╩; пятница √ ╚Нина╩; суббота √ ╚Нины нет, будет завтра╩. Очень любил все обыгрывать╩.

═══════════ ╚В мою последнюю поездку в Россию я уже не застала Корнея Ивановича в живых, но у меня был долгий и очень интересный разговор с Лидией Корнеевной. Не помню, когда мне в жизни приходилось встречаться с человеком, заслуживающим большего уважения и восхищения╩.

Исайя Берлин

И опять Оксфорд.

╚Мы всегда говорили ╚Берлúн╩, как название немецкой столицы. Я познакомилась с ним на обеде, который устраивал Коновалов. Коновалова Берлин недолюбливал, как многие, потому что считал его обломовым, и за эту обломовщину в отделении. Да и вообще Исайя не любил Нью-Колледж. Это один из древнейших в Оксфорде. А Коновалов был приписан к Нью-Колледжу. Я присутствовала на его первой в Оксфорде лекции о Толстом, которая вскоре была напечатана в Oxford Slavonic Papers и много раз перепечатывалась отдельной книжкой под заглавием ╚Еж и лисица╩. Я помню, когда объявили лекцию Исайи Берлина в Радклифф-Камера. Это очень большой зал в центре Оксфорда. Я пришла и поразилась, до чего полон был зал. Сидели на окнах, и даже стояли люди. И пришел этот Исайя Берлин. Говорил он довольно быстро, такими длинными периодами, и сначала мне показалось, что не так-то просто, но сразу стало очень интересно. И я видела, как люди слушали. Надо сказать, что в Оксфорде студенты очень разборчивые, и не любят, чтобы кто-то долго говорил. Считают, что сорок минут можно, самое большее √ пятьдесят. Они больше не выносят, период внимания, span of attention, знаете, не позволяет. Исайя Берлин говорил больше часа, но они все сидели, никто не ушел. У него было такое обаяние, и было очень интересно. Это была знаменитая его лекция ╚Еж и лисица╩. Всем понравилось, и мне понравилось. Я пробовала сначала записывать, но потом бросила, и обратила внимание, что никто не записывает, а все просто слушают. Это тоже было показательно, потому что в Оксфорде обычно записывают, что им нужно, и все. А тут слушали, с удовольствием.

═══════════ Коновалову я сказала:

═══════════ - Жаль, что вы не пришли на эту лекцию, была замечательная лекция.

А он отвечает:

═══════════ - Надо будет тогда ее напечатать.

И она вышла потом в Oxford Slavonic Papers, в двух номерах. Потом уже стали ее переиздавать. И еще. Когда Берлин отдал рукопись для публикации, ее редактировал Коновалов. А он очень любил помощников, и меня привлек к этой работе. Поскольку Берлин мыслил по-немецки, он и писал крупными большими периодами. Совсем не по-английски. И пришлось это переделывать[1]╩.

═══════════ ╚Исайя Берлин был причислен тогда уже к другому колледжу Сэнт-Энтони, где была история и какие-то политические науки. Дело в том, что хотя Берлин был очень известен и уважаем, они, администрация, не знали, куда его причислить, он был шире определенной специальности. Так он и попал в этот новый колледж, где занимались современной Россией в том числе. Там работал, по-моему, Катков, внук знаменитого Каткова. Он историк был. Там был замечательный оксфордский студент Макс Хэйворд (Max Hayward). Он потом был одним из переводчиков ╚Доктора Живаго╩. И вот однажды я пошла на лекцию в этот колледж, на Каткова. А по дороге встречаюсь с Берлином. И он сразу говорит: ╚Здравствуйте, Нина Михайловна!╩ А мы только на обеде один раз виделись до этого. И то ли тогда, то ли при другой встрече он мне сказал: ╚Могу я вас попросить об одолжении╩. Я говорю: ╚Конечно╩. А дело было вот в чем. Когда Исайя собирался жениться, Оксфорд решил сделать ему свадебный подарок, и взялся за это дело Женя Ламперт. Невестой Исайи была Гинзбург. Красивая женщина из семьи того Гинзбурга, которому впервые в русской истории царь за его любовь к русской культуре (а он был знаком со многими писателями, поэтами русскими) пожаловал дворянское звание[2]. Так вот, Ламперт поехал тогда в Бельгию, а там, знаете, богатые очень архивы. И ему удалось купить письма Тургенева Гинзбургу, они дружили и состояли в переписке. Это и стало университетским подарком. Исайя был очень доволен. ╚Одолжение╩, о котором он попросил, состояло в следующем. Читать эти письма ему было трудно - тем более, что написаны они были бегло, чернила выцвели, и прочитать он их не мог, √ и он попросил, чтобы я их ему прочитала. Это оказалось работой непростой и потребовала времени. Но я справилась и передала Исайе крупно переписанный от руки текст писем. Он спросил, сколько мне за это должен. Я обиделась, ответив, что делала это вовсе не из-за денег. На это он мне сказал, что будет у меня в долгу. Уже позже, когда он приезжал в Мельбурнский университет, я подошла к нему. Он не сразу меня узнал, но потом спросил: ╚Нина Михайловна, вы, наверное, пришли за моим долгом╩. На что я ответила утвердительно: ╚Я прошу вас выступить перед моими студентами на русском отделении╩. Это было очень полезно для отделения √ я всегда старалась, чтобы жизнь у нас была как можно более разнообразной и не останавливалась. На его выступление пришло много народу, с английского отделения и других. Говорил он о Толстом. Ничего особенного он не сказал, но лекция его всем понравилась, она была живая и интересная. Одна из наших лекторов говорила, что ничего в лекции нового не было. Насчет ╚нового╩ не знаю, точно, что ничего пост-модернистского не было, но это-то и было хорошо╩.

Хэмфри Самнер

═══════════ ╚Я знала замечательных англичан, которые интересовались русским языком и культурой. Одним из таких англичан был историк H. B. Samner. Может быть, его не очень знают в России, но он был крупный ученый в Англии. Когда я поехала в Оксфорд, то профессор Кроуфорд, который сам был крупным историком, дал мне рекомендательное письмо к Хэмфри Самнеру. Самнер был в Колледже Всех Душ √ это один из самых старых и лучших колледжей в Оксфорде, там бывали русские ученые, цари ┘ Когда я приехала в Оксфорд, я отправилась в этот колледж, спросила, когда можно прийти, и он мне назначил время. Мне очень понравился этот человек √ худой, такой очень худощавый и высокий. Если посмотреть, - очень сухой. Всегда говорят, что англичане очень холодные. Но, надо сказать, когда они хорошо относятся к людям, то совершенно меняются. И вот таким, по-моему, оказался Самнер. Он принимал меня в колледже, где у него были собственные хоромы. Хозяйничала там его незамужняя сестра. И он тоже был холост. Оба высокие, худые, я даже подумала, что он такой ... gaunt, изможденный. Но оба они скоро оказались очень милыми и очень уютными. Самнер к тому времени написал две книги о России. Одна называлась ╚Россия и Балканы. 1877-1880╩. Эта книга пользовалась очень высокой репутацией в дипломатических кругах. Потому что он более тонко наблюдал, и, кроме того, очевидно, в то время это было малоизвестно. Все, что он писал, считалось очень высококачественным. Он еще с детства увлекся русским языком и уже в школе стал изучать его. При этом, пока он не пришел к тому заключению, что он достаточно знает язык, он не брался за русскую историю. Надо сказать, что он русский знал действительно очень хорошо. Мне это нравилось. В Оксфорде я встречала таких людей, которые действительно прекрасно знали русский язык и русскую литературу и были мне в этом, конечно, очень симпатичны. Вторая книга, которую Самнер написал к тому времени, √ ╚Краткая история России╩. Это была книга, которую ценили дипломаты, потому что они из нее черпали свои сведения о России - и о Советской уже России, и о том, что предшествовало Советской России, и о том, как это все получилось. Его книги оказались очень ценными и очень интересными для меня. Но до встречи я, разумеется, не знала, как он хорошо владеет русским, и это открытие было для меня исключительно приятным. Я не историк, и об этих книгах я с ним не говорила. Что меня тогда интересовало √ это отношение к Балканской войне Толстого и Достоевского, потому что они по-разному совершенно относились. Толстой был против этой войны. Помните, как показано отношение к ней русского народа Толстым в ╚Анне Карениной╩, когда Вронский идет на фронт? А Достоевский в дневниках наоборот. Это совершенно два полюса. Достоевский часто писал, что русский народ симпатизировал славянам и готов всегда был за славян на войну. Потому что это единоверцы. Когда мы с Самнером это обсуждали, я, наверное, очень наивно говорила. Но ему это было интересно. Видно было, что он читал и Толстого и Достоевского. Интересовался сутью дела, и не поверхностно судил о чем-то, а с уважением относился к иностранной культуре. Это было исключительно приятно. Самнеры угостили меня, как полагается по-английски, - все было очень хорошо и скромно. Потом меня тронуло (я уверена, что он это специально сделал, чтобы доставить мне маленькое удовольствие), когда он сказал: ╚Знаете, я сейчас кончил книгу о Петре Великом, но мне нужно кое-что проверить╩.

╚Перед этим он спросил, что я делаю, и я ему сказала, что я еду по европейским университетам. И он сказал: ╚Вы не могли бы заехать в Заандам?╩ Мне это было очень лестно, и я сказала, что, конечно, с удовольствием заеду в Заандам. ╚И посмотрите домик Петра, и приезжайте, расскажите мне все, что можно посмотреть снаружи и внутри. И я буду очень рад вас увидеть╩. Назначил мне время, он отметил у себя в дневнике, когда он ждет меня на полуденный чай. Его сестра, тоже очень милая, кода она улыбнется, то просто очаровательная, тоже у себя записала. Я должна была прийти к ней на ╚афтернун ти╩ с описанием домика Петра. Ну, конечно, я с огромным удовольствием отправилась в Заандам, и нашла этот крошечный домик Петра. Всегда поражает, в каких маленьких домах он жил. Ведь он же был высокий, большой. Такой крупный человек. А домик низкий. Что же он так нагибался? Голландцы, поскольку это очень хорошая туристическая приманка, то они соорудили вокруг этого маленького хрупкого домика красное кирпичное такое здание, и все закрыли. Мне там было интересно все, голландцы рассказывали на плохом немецком языке. Я набрала массу материала, и с большим удовольствием возвращаюсь в Оксфорд, а я как раз так и рассчитала, что я прилетаю утром, а в пять часов я пойду к Самнеру. Я звоню, а отвечает мне его сестра. Она помолчала несколько секунд, а потом говорит: ╚Да, я знаю, что вы должны были к нам приехать┘ Он умер вчера╩. Внезапно умер. Мне было так жаль √ я была полна радости, и думала, как я ему все привезу┘ А книга его о Петре вышла в том же году (это был 50-й). Очевидно, после его смерти ее издали╩.

═══════════ ╚А вообще в Оксфорде были очень интересные люди. И всегда было интересно, потому что встретишься с людьми, которые интересуются потому что ты русский человек. Знаете, в трамвае напротив сидит такое знакомое лицо, потому что в газетах и журналах, вы знаете, что один из специалистов по Тургеневу в Оксфорде √ это лорд Бейли Сесил. Видишь всякие его статьи, и знаешь, и я видела объявление, что он такого-то числа будет говорить о Тургеневе. Я собиралась туда идти. Заходишь в трамвай, платишь полпенса или полтора пенса, потому что там расстояния кроткие. И вот сидит лорд Сесил. Очень интересно, что он скажет про Тургенева. А потом он узнает, что ты русский человек, и он с вами заговорит. И все такое чувство доброжелательства. В Австралии люди были вполне доброжелательные, но их особенно не интересовало, а там такое доброжелательство √ раз ты русский, значит ты можешь что-то сказать. Такое сознательное доброжелательство, и в этом очень приятно общаться. Поэтому я так любила Оксфорд╩.

Патрик Уайт[3]

Благодаря тому, что Нина Михайловна работала в университете и особенно тому, что она помогала Клему с его журналом, она знала почти всех известных австралийских писателей и художников. Они запросто захаживали в гостеприимную усадьбу в Элтаме. Алан Маршал, автор знаменитой книги ╚Я умею прыгать через лужи╩,══

═══════════ ╚Патрик Уайт здесь бывал. Его рукопожатие Клему не нравилось. Клем любит, когда руку твердо пожимают, по-мужски. Он мальчиков всегда учит правильно руку пожимать. А Патрик такой вялый, мягкотелый. Но писал он, конечно, хорошо. А Клем впервые в Австралии его рассказ напечатал. Клем, знаете, журналист, он любит, чтобы первым что-то напечатать. Патрика печатали в Америке и в Англии, но в Австралии к нему прохладно относились. И вот, Клем узнал, что очередной роман Патрика выходит в Америке. Он связался с издательством, чтобы напечатать первую рецензию. Ему прислали гранки, и он попросил известного критика и писательницу Марджори Барнард написать о четырех романах Уайта, включая последний, который еще только должен был выйти. Это было первое серьезное, что об Уайте напечатали в Австралии. И они стали с Клемом дружить. Потом он дал Клему рассказ, который тоже стал первой его публикацией в Австралии. А вообще он человек был непростой, и со всеми ссорился. Он часто приглашал Клема к себе √ он тогда жил в Сиднее, √ когда Клем приезжал туда по делам. Но Клем к нему в гости старался не ходить, боялся поссориться╩.

═══════════ ╚А у меня был студент, грек, Эндрю Ханос. Очень способный. Здесь, ведь, система такая √ студенты записываются на несколько курсов и ходят три недели, а потом остаются на тех курсах, которые им понравятся. И он мне тогда сказал, что мой курс - самый замечательный из тех, на которые он в университете ходил. Приятно, знаете. Он был мальчик непростой √ знал классику хорошо, французских писателей, английских. А вообще он мечтал работать для кинематографа. И вот как-то он меня спросил, знаю ли я Патрика Уайта. Я сказала: ╚Знаю, а зачем вам?╩ Он отвечает: ╚Я хочу ему послать что-нибудь из моих вещей╩. А у Патрика все было закрытое √ адрес, телефон[4]. Я сказала, что не могу дать ни адреса, ни телефона. Но все-таки после долгих уговоров дала телефон. А он к тому же как-то еще и адрес раздобыл и послал свои произведения. Патрик ему не ответил. Раз, другой. И тогда он поехал в Сидней к Патрику домой. Патрик спрашивает, откуда он узнал адрес, и студент отвечает, что от Нины Кристесен. И вот я получаю письмо, которое начинается официальным таким обращением ╚Дорогая Миссис Кристесен╩ √ это вместо ╚Нины╩, - и дальше с просьбой своих студентов к нему не направлять. Клем страшно на него рассердился. Я тогда написала письмо, объясняла, что никого не посылала, но Клему письмо не понравилось, он его все перечеркал, и я так его в конце концов и не отправила. После этого уже у нас дружеских отношений не было╩.

═══════════ ╚Я его после этого один раз слушала. А получилось так. Я была тогда в Сиднее и пришла к Сидней-Опера. Навстречу мне идет Кларк Мэннинг (Clark Manning). Он такой был всегда экстравагантный и ходил в большой австралийской шляпе. А тут ему нужно было выступать, и он решил, что шляпу лучше где-то пока оставить. И дал ее мне подержать. Это был тогда митинг в поддержку реформ Витлема. Витлем был человек замечательный. Он понимал, что его скоро снимут, и поэтому провел очень быстро несколько реформ, особенно в области высшего образования, чтобы оно стало всем доступно. Ну а потом, как вы знаете, его снял, и даже без ведома королевы, тот генерал-губернатор, которого он же и назначил. Интеллигенция очень Витлема поддерживала и организовывала митинги в его поддержку. Так вот, выступало несколько человек и в том числе Патрик. Он лучше всех говорил, мне очень понравилось, просто и умно╩.

Вэнс Палмер

═══════════ ╚Я вам расскажу одну личную историю. В штате Виктория самый крупный приз по литературе √ это приз Вэнса Палмера, а другой √ это приз его жены Нэтти Палмер. Вэнс Палмер на старости лет меня полюбил. Ну, была такая история. Люди знали, но я никак не отвечала ему. Но он, бедный, он как-то попросил ... Нет, надо вернуться назад. Началось это очень давно. Помните, был такой Джордж Итон у нас в коммерческом училище в Брисбене? Он преподавал английскую литературу и английский язык. Он любил Вэнса Палмера, а я тогда ничего о нем, о Вэнсе, не знала. Джордж попытался ввести австралийскую литературу в курс английской литературы. И студентам рекомендовал австралийских писателей для чтения. Однажды Вэнс, он тогда был еще писатель начинающий, обратился к Джорджу Итону с просьбой посоветовать ему какое-нибудь необычное имя для героини его книги. Тогда Джордж послал ему список своих учеников, и Палмер выбрал имя ╚Нина╩. В результате героиня его известного романа ╚Вэн Хэмилтон╩ носит имя Нины. Палмер жил в Виктории, а не в Квинсленде, а в Брисбен он просто приезжал, в том числе к своему другу Джорджу╩.

═══════════ ╚Когда Клем начал свой журнал в Брисбене, то первым, кто отозвался, √ была жена Палмера Нэтти. Мы с Клемом пошли на почту, и первое письмо по поводу журнала было как раз от Нэтти Палмер. И сам Палмер тоже очень хорошо относился к Клему, он дал для ╚Миэнджина╩ несколько рассказов. А уже когда мы переехали в Мельбурн, то они часто бывали у нас, а мы у них. И Вэнс всегда хотел, чтобы я ему рассказывала про Россию. Потом он даже попросил меня разрешить ему бывать на моих лекциях. Я, конечно, разрешила. Он стал ходить на мои лекции, на все, что я читала, и всегда говорил: ╚Вот бы так читать об австралийской литературе, как вы читаете о русской!╩ Ну, конечно, он был пристрастен╩.

╚Он считал, что невозможно преподавать литературу, иначе говоря, он считал, что ее нельзя преподавать так, как преподают другие предметы, скажем, грамматику. Я же всегда давала им учить наизусть и списки того, что можно прочитать. При этом я всегда старалась, чтобы они полюбили то, что читают, и сами что-то делали, а не требовала ╚знаний╩, которые можно выложить. Именно это страшно Вэнсу нравилось. То же с экзаменами - один может все заучить и сдать по первому разряду, а другой, который лучше чувствует и переживает и более тонко понимает, может не так хорошо выдержать экзамен. Трудно. Но экзамен всегда письменный, и, конечно, те, которые переживали и понимали, писали гораздо более интересные ответы. Конечно же, не в том смысле, что знали больше фактов ... Я не против экзаменов, но я против того, чтобы им придавать слишком много значения╩.

═══════════ ╚А потом возникла история. Вэнс часто сюда приезжал. Мы с ним много гуляли. Я страшно любила гулять. Он мне подарил хорошую палку с наконечником √ альпеншток. Так глупо получилось, что мы с Клемом жгли все, что не нужно, и я этот альпеншток случайно сожгла. И вот однажды мы с Вэнсом ходили гулять, и он мне признался в любви. А я ему прямо сказала, что я его не люблю. Он очень это переживал╩.

═══════════ ╚Как-то Вэнс написал пьесу и очень хотел, чтобы первой эту пьесу прослушала я. Никакого тут секрета не было, ничего тайного. Клем знал, и даже был доволен, что ему не придется выкраивать время, чтобы идти и слушать пьесу, потому что он был тогда очень занят. Нэтти не было дома. Она, я думаю, нарочно ушла, чтобы дать ему возможность прочитать эту пьесу мне и дать свое одобрение. Он тогда сказал, что в этой пьесе роль героини могла бы играть одна моя студентка, которая прекрасно сыграла в ╚Чайке╩. Мы как-то ставили ╚Чайку╩ в университете. Я сказала: ╚Хорошо, я прослушаю наедине╩. Я приехала в обеденный перерыв, потому что они жили не так далеко от университета. Дело было зимой. Было очень холодно, и он развел камин. Я уселась около камина в кресло и сижу, слушаю. Вэнс прочел мне эту пьесу, не всю, а то, что меня касалось. Надо сказать, что незадолго до этого у него был сердечный припадок, и он провел несколько месяцев в больнице, примерно за год до этого. Ему было в точности столько лет, сколько моему папе. Он мне читал, не кончил читать и подошел к камину, чтобы подложить еще дров. Нагнулся и упал. Это был сердечный приступ. Я позвонила врачу, который приехал мгновенно. Но было уже поздно. Палмер умер. У него был разрыв сердца. В одной книге написано, что Вэнс умер счастливый, у меня на руках, чуть ли не в моих объятьях, а это неправда. Он, конечно, был очень доволен, что я пришла и слушала. Но это был просто несчастный случай. Мне, знаете, было всегда обидно, когда из этого делали дешевый пошлый роман. Я не возражаю, когда обо мне говорят даже самые плохие вещи. Но ни я, ни Клем не были дешевыми и пошлыми. И это не было дешевым романом. Просто мне жалко было человека. И его жена Нэтти его жалела, и все. Что делать? Мы с Нэтти очень похожи друг на друга, только что я была моложе. Но, конечно, никакой пошлости не было. Если бы я полюбила √ я бы просто ушла. Я всегда верила в свободную любовь╩.

Александра Львовна Толстая

═══════════ ╚Это было, мне кажется, в 73 году. Возвращаясь домой, я поехала через Америку, отчасти с тем, чтобы свести фотографии Сидура. Я их везла в Принстон, для этого я, собственно и поехала. Был тогда тоже один из съездов славистов в Нью-Йорке. Там был Унбегаун и масса моих знакомых. И Аркадий Беленков, такой очень сердитый диссидент. Он очутился все-таки в Америке и ужасно был всем недоволен, и особенно всем в Советском Союзе. Когда моя приятельница Елена Ивановна Унбегаун что-то сказала про ностальгию, он страшно рассердился, что это еще за ностальгия и устроил маленький скандал. Ему не нравилось, что мы не понимаем, как там людям тяжело, а мы тут ностальгией занимаемся. У меня было письмо от Чуковского к Гинзбург √ американка, русская, очевидно, и она переводила Чуковского на английский язык, и он дал мне письмо и сказал, если вам удастся, пожалуйста, поблагодарите ее. Он считал, что ее переводы его произведений на английский были лучшими из тех, которые он знал. Я позвонила Гинзбург, она оказалась очаровательной женщиной, и мы немного пообщались. Но самое главное √ мне хотелось познакомиться с Александрой Львовной Толстой. Я позвонила, спросила, нельзя ли мне ее навестить. Она жила в такой деревне толстовской, совсем недалеко от Нью-Йорка. Там были разные здания, в том числе чудная часовня. И там была масса народу. Она помогала разным беженцам, и там поэтому был целый поселок. И была больница. А у ее у самой домик был очень скромный. Клем беспокоится, что вам там неудобно. Ей было гораздо хуже. Маленький домик такой, низкие потолки. Очень тепло и уютно. Маленькая спаленка такая, столовая, кухонька. На стенах у нее я увидела картину очень милого нашего художника. Был Шишкин и еще один осенний пейзаж без сосен. Кроме того, у нее на стенах висели картиночки, сентиментальные открыточки. У меня няня была когда-то, и у нее в комнате точно так же было, знаете. Тепло, уютно и хорошие картиночки на стенах. Она как раз стала, когда я пришла, и у нее были две косички. Она уже старенькая была. И вот о чем мы говорили ... Я стала ее про отца спрашивать, был ли он верующим человеком или нет. Конечно, говорит, был верующим человеком. В общем стали мы говорить, и поскольку я Толстого люблю, нам было говорить очень легко, и кончилось тем, что мы обе сидели у нее на постели и плакали. Нашли такое какое-то душевное общение, и плакали, оттого что он был хороший человек. Довольно долго я с ней говорила, и она предложила мне у нее пожить. Там, где помещали беженцев, очевидно. Очень удобно. В общей столовой меня кормили, и когда она могла, мы с ней видались, я все спрашивала про Толстого. Надо было, конечно, подойти, как литературовед, но я просто так, по-душевному. И нам было очень хорошо. Она хотела мне книжку свою подарить ╚Отец╩. Но когда я с ней говорила, мне не хотелось ничего такого ... тщетного. Она бы мне написала, конечно, в книжке, и я бы могла студентам показывать. А я говорю: ╚У меня есть╩. У меня это книжка была, конечно, даже два экземпляра, так мы это и бросили. Она рассказывала про Ясную Поляну. Спрашивала, была ли я там. Я рассказывала, как ходила там, где зеленая палочка. Такие у нас и были детские разговоры, совершенно никакой пользы для литературоведа. Я там прожила несколько дней, ходила в эту часовню. Она любила играть на гитаре, еще в старости. Деревенские песни. Спросила меня, что мне нравится, и я говорю: ╚Среди долины ровныя╩.

√ А, √ говорит, - я тоже люблю.

═══════════ Мне кажется, что ей со мной тоже было приятно, она меня даже не отпускала, уговаривала пожить еще. Но мне надо было, уже билет кончался, и трудно было это устроить. Других Толстых там не было, но были всякие князья, графы. Я с ними знакомилась, и я их всех перезабыла.

Когда Александра Львовна умерла, ко мне обращались тоже с просьбой пожертвовать на толстовский дом. Они очень много помогали беженцам, и деньгами, и приют давали, и с работой╩.

═══════════ ╚Чем с Сидуром закончилось? Это было очень умно с моей стороны √ я положила фотографии в чемодан, они были огромные, как раз по размеру чемодана. Меня проверяли на этот раз. И я их привезла в Принстон. Сообщила, что я приехала. Меня пригласили, как полагается, ╚на ляньч╩. Там были разные профессора. Они меня угощали, я им рассказала всю историю. И они сказали, что постараются хотя бы плату доставить. И, конечно, постараются саму скульптуру вызволить. Она была такая небольшая, но очень солидная. Они меня после этого познакомили с Белингтоном, автором книги ╚Икона и топор╩. Эта книга была у меня все время в университете, и потом она исчезла. Я была ужасно недовольна. Я книги всегда с удовольствием даю и очень много теряла, и часто с удовольствием теряла, но эту мне не хотелось терять. В ней много интересного материала, и я всегда ее использовала для студентов. Я оттуда сфотографировала прекрасную икону Владимирской Божьей Матери. У меня есть очень хорошая, хотя и черно-белая, икона, она висела раньше в отделении. Когда я уволилась и не могла бывать часто в отделении, оттуда начали мои вещи исчезать. Когда я увидела, что они уходят, я взяла свою икону домой╩.

Александр Федорович Керенский

╚Я его первый раз видела в 17-м году. Потому что мамочка моя ужасно любопытная была, и тогда говорили, что Керенский очень умный адвокат, потому что он выигрывал разные процессы, и что его стоит послушать. И в самом начале 17-го года его можно было слышать, например, когда он говорил с балкона Кшесинской. Мама моя всюду меня водила √ в театры, везде, не оставляла дома. Брала меня за руку и мы ходили. Я тогда помню: гудел Пулковский завод. Я видела, как шли пулковские рабочие, и опять мне казалось... Знаете, у Чехова есть, когда мальчик идет и все взрослые кажутся ему очень большими, и вот я помню пулковские рабочие мне очень понравились √ они шли толпой, были высокие, большие. И тогда мама говорила, и другие говорили, что Керенский очень талантливый человек╩.

═══════════ ╚Следующий раз, когда я с ним встретилась, я была уже в Австралии. Начну с Нелли. Как-то раз к нашему дому подъехала машина с дамой прекрасной во всех отношениях √ M-me Надежина (née Tritton), красивая, богатая, нуждалась в уроках русского языка. В Париже она познакомилась с русским поэтом , ╚полюбила его голос╩, нашла с ним общий, французский, язык, и они поженились. Но оказалось, что и французский-то они оба знали поверхностно, и Нэлли решила взяться за русский. Отец мой с радостью принялся за это дело. Два шиллинга в час были подмогой нам всем. Но счастье это продолжалось не очень долго. M-me Надежина опять уехала за границу и изредка посылала нам открытки. Прошло несколько лет, и вдруг отец получил такое малограмотное письмо √ ╚Дорогой Михаил Иванович! У меня большой новость. Вы будете адмирал в России. Я буду жена Керенский. Он спасет Россию. Все будет хорошо╩. Она действительно разошлась с поэтом. Бывший Председатель Временного правительства Александр Федорович Керенский разошелся со своей верной женой и женился на прекрасной молодой австралийке. Но свинец, который чуть не погубил моего двоюродного брата, оказался гибельным для красавицы. Так, по крайней мере, объяснялась некоторыми ее странная болезнь: будто бы в детстве она надышалась свинцом, входившим в состав краски, покрывавшей дом Триттонов. Мадам Керенская вернулась умирать в Брисбен. Она прислала записочку папе, в которой просила его придти к ней, чтобы ╚утешить и развлечь╩ бедного мужа. Конечно, она не имела никакого понятия о том, как монархист мог реагировать на такое предложение. Отец считал Керенского преступником, расчистившим власть для палачей своей родины. Он ни в коем случае не хотел встречаться с Керенским. Но Нэлли повторила свою просьбу. Родственники подтвердили, что она в критическом состоянии. Мама считала, что долг вежливости обязывает, и в конце концов отец и я с мужем (муж был давно знаком с Нэлли и когда-то даже танцевал с ней) отправились в дом Триттонов. Нэлли обрадовалась нашему приходу, и папа на ее глазах пожал Керенскому руку. Вернувшись домой, отец долго мыл руки и просил никому не говорить о происшедшем. Это было пятьдесят два года тому назад (в 1947? году). Отец не дожил до времени исполнения своих надежд, но в гибель ненавистного ему строя верил до последнего дня своей жизни╩.

╚Это было в 1944 году. Он, ведь, женился на австралийке. Нелли Тритон, она была очень привлекательная женщина, красивая, веселая. Она была дочерью одного богатого человека в Брисбене, он торговал мебелью. Ее, эту мебель, обыкновенно делали русские, и это называлось ⌠European labour■, ╚сделано в Европе╩. Это ему помогало в рекламе. При этом он не всегда платил им то, что нужно было платить. Эмигранты получали подешевле, но все-таки это была ⌠European labour■. Он разбогател на этой мебели. Я знала ее брата. Он учился со мной в университете, и даже сидел со мной часто. Она танцевала с Клемом. Она любила танцы, и он любил танцы. Я тогда Клема еще не знала, когда была студенткой, он был совсем в других кругах. Нелли была старше Клема╩.

═══════════ ╚Нелли была журналисткой, и я ее узнала, когда она вышла замуж за бедного Надежина, это был здесь такой поэт, полный патриот, он мне подарил книжечку свою. Она пришла тогда ко мне, потому что, поженившись в Париже, они узнали, что общаться не могут ни на французском толком, ни на английском. И она решила выучить русский язык. Я тогда с ней занималась, но передала отцу ее, что к языкам она неспособна. Я получала тогда два шиллинга за час. А папа ей за два шиллинга давал сколько угодно часов, потому что она была очаровательная, и говорили о русских. И ему было хорошо, и она многому у него научилась. Потом она опять отправилась в Европу и там встретилась с Керенским. Он был женат, и у него, кажется, было двое сыновей. И жена его была верной и хорошей женой, но эта молодая австралийка, которая знала несколько слов по-русски и несколько слов по-французски, кокетничала с этим Керенским, и кончилось тем, что он разошелся со своей хорошей верной женой и женился на Нэлли. Она тоже развелась со своим Надежиным. Отец тогда получил письмо из Америки, не из Европы, в котором она сообщала, что выходит замуж за Керенского, он спасет Россию, и Вы будете адмиралом. Вот такой у нее был образ мышления! Получили мы это письмо. Папа, конечно, рассердился на нее. Это еще было до войны╩.

═══════════ ╚Очень скоро мы услышали, что они получили какую-то ссуду от американцев, чтобы спасать Россию. В 44-м году Клем получил предложение перевести свой журнал в Мельбурнский университет, а я еще тогда преподавала в двух школах в Брисбене. И вот мы получаем письмо. Отец получил, и хотел его выбросить, но мама не дала это сделать и передала письмо мне. Нэлли писала, что она умирает, и, пожалуйста (подчеркнуто было ╚пожалуйста!╩), приходите. Конечно, отец не хотел идти, а Клем ужасно заинтересовался, и мы пошли. И увидели, что она действительно была больна. Клем знал всю семью еще до меня. Она лежала, у нее были очень красивые карие глаза, очень бледная. Она стала говорить: ╚Пожалуйста, попросите своего отца прийти, потому что я очень беспокоюсь за своего мужа, ему тут очень тоскливо, он никого не знает. Пожалуйста, попросите!╩ И мы с мамой папу уговорили, мама сказала, что если женщина умирает, то нельзя так, надо пойти. Отец пошел со мной и с Клемом. Он подошел к ней, а мы с Клемом стояли подальше. Рядом с ней стоял удрученный Керенский в сером костюме. Я на него, в сущности, внимания не обратила, потому что все думала о ней. Папа подошел, поцеловал ей руку, и подарил розы. Она взяла папу за руку и она свела их с Керенским, чтобы он пожал ему руку. И папа пожал. Потом, когда папа пришел домой, он ужасно ругался. На маму он никогда не сердился, но говорил, что она была не права и ходить ему не надо было. ╚Что же это? Я ему руку жал! Никому не говори!╩ И он пошел на кухню и мыл-мыл руки, и все повторял, чтобы об этом никому не говорили. Нэлли действительно через несколько дней умерла╩.

═══════════ ╚В сорок пятом году я уже работала в Мельбурнском университете. И мне позвонил вайс-чанселор (ректор), тогда еще могли прямо позвонить, попросил прийти к нему. В кабинете у него был Керенский. Ректор сказал, что вы, конечно, знаете, кто этот человек, он ищет какую-нибудь работу, что можно придумать. Этот мой первый год в университете я работала в качестве ╚органайзинг тьютор╩ это значит, что я должна была организовать разные лекции. Вроде рабфака. Это было для взрослых, нововведение такое. Я собирала людей, которые интересуются чем-нибудь. Было очень много после войны людей, которые не получили образования. Студенты, пришедшие с войны, восстанавливались сразу, но было много и других людей. Я должна была ездить по провинции и организовывала разные группы, скажем которые интересуются музыкой Бетховена, или философией... Я выступала в церквях, в каких-то местных клубах и говорила, что университете предлагает курсы, потом я посылала им книжки, потом они писали сочинения, я их проверяла... Вайс-чанселор говорит: ╚Не могли бы вы организовать какую-то группу для Керенского╩. ╚Конечно, - говорю, - только это надо не в провинции, а здесь, в Мельбурне╩. Вайс-чанселор согласился. Я, как следует, вывесила объявления, дала объявление в газете, что, мол, выступает Керенский, будет говорить о Русской революции. Как будто бы интересная тема. Но, во-первых, эмигрантов здесь было не так много. И они были так настроены: или это были монархисты, или это были старожилы, которые вообще были настроены просоветски. Обычно у меня всегда народ собирался хорошо, а тут пришло очень мало. На вторую лекцию пришло еще меньше. И то ли ему скучно было, то ли что, но говорил он совершенно неинтересно. Говорит о такой теме, и скучно! Заплатили ему за восемь лекций. Тогда вообще мало платили. Вызывает меня вайс-чанселор и спрашивает, как идет дело. Я рассказала. Объяснила, что мало людей, которые могут ему симпатизировать. Напротив, там один хотел плюнуть Керенскому в лицо. Он был такой воинственный. Я просто подошла к нему и говорю: ╚Я председатель, и прошу вас выйти╩. И вывела его, не то, чтобы он очень сопротивлялся, правду сказать, но артачился. Тогда решили попробовать на английском. Попробовали, прочел он несколько лекций. Английский у него был не блестящий, но неплохой. И тоже неинтересно. Никакого результата╩.

═══════════ ╚Следующий раз мы встретились уже в Оксфорде. У Коновалова. Вы знаете, что Коновалов был сыном министра Временного правительства. Между прочим, Вася Львов, будущий Архиепископ Нафанаил, был сыном Львова, первого председателя Временного правительства. Мне отец тогда сказал. А он вряд ли мог ошибиться. Он нас встретил и спросил, это с кем ты. Я говорю: ╚Это Вася Львов╩. ╚Так это же он!╩ - отец обрадовался╩.

═══════════ - Так он же не должен был радоваться!? Львов ведь тоже из тех, кто был против царя. И он не мог к нему хорошо относиться!?

═══════════ - Он не мог. Но все-таки ... Папа у меня вообще ... Он был патриот, но по-моему он не очень во всем разбирался. Он любил и ненавидел.

═══════════ ╚Коновалову Керенский, конечно, был интересен. А он, как вы помните, ко мне исключительно хорошо относился. Может быть, потому что мы Блока любили, и у нас нашелся общий язык с первого раза, и просто он был очень добрый человек. Он был женат на какой-то польке, очень симпатичной, хорошей хозяйке. И вот я прихожу к ним на обед, а этот обрадовался и говорит: ╚Вот, познакомьтесь, это Александр Федорович Керенский!╩ А тот говорит: ╚Мы уже знакомы╩. Он подошел и очень корректно поцеловал мне руку, сказал все, что полагается. Я особенно не рассказывала, и он тоже много не говорил. В другой раз, тоже у Коноваловых, Керенский опять был. Он, очевидно, к им тоже ходил покушать. И Керенский говорит: ╚Видите, Нина Михайловна, говорят, что я был вашим конкурентом!╩ В чем дело? Оказывается, в швейцарской газете ╚Ди Вохо╩, которая издавалась в Цюрихе, была публикация, что, мол, какой промах сделал Мельбурский университет, взяв на работу в качестве преподавателя русского языка и литературы какую-то захудалую учительницу, когда им представлялась возможность на это место взять самого Керенского. Я видела этот отрывочек. Кто-то пустил эту историю. На самом деле этого, конечно, не было. Керенский, действительно, просил работу, но не в то время. Мне предложили работать в 46 году. А в то время Керенский никаких заявлений не подавал, Он просто зашел к вайс-чанселор и попросил ему помочь. Тогда в Оксфорде мы часто встречались. Он ходил в Сент Энтони, это колледж, который занимался политическими науками, историей Советского Союза. Там были Катков, Утехин и другие╩.

═══════════ ╚Последний раз я видела его, и Клем тоже, когда было объявлено, что Керенский выступает в Ол Соулз Колледж. А колледж этот чудный, такой старинный, красивый, и там старые портреты, в том числе много портретов русских государей. Там бывал, например, Александр Первый. Много русских портретов. Старинный зал, масса золота, прекрасная отделка. Вместо электричества горят свечи, толстые, большие. И там был такой балкон, он мне напомнил тот балкон дворца Кшесинской, с которого Керенский выступал, когда я была маленькой девочкой. Собралась толпа, много студентов , мы с Клемом в этой толпе, А он говорил сверху. И могло бы это быть очень хорошо. Но Клем оценил его выступление как ╚утерянную возможность╩ (⌠Missed opportunity!■). Он опять нас как-то не тронул, ни Клема, ни меня. И студентов не особенно. Но все-таки они потом говорили, что они слышали Керенского. Говорил он, правда, гораздо лучше, чем в Мельбурне. Может быть, потому что была большая толпа, и он вспомнил, как он говорил во время революции... Не знаю╩.

О Рихтере и Ростроповиче

═══════════ ╚Ростроповичи были у нас в гостях в Элтаме. И мы их принимали в университете. А когда они уезжали, они сказали, что когда мы будем в Москве, мы можем у них остановиться. Конечно, я тогда и не думала, что смогу это сделать. Но во всяком случае, когда я оказалась в Москве уже на съезде славистов, время было ограниченное, но я думала, что успею забежать в консерваторию, повидаться или сказать, что я здесь. Все это было очень близко. Ростропович был как раз в консерватории. Он выходил √ сразу меня узнал, обрадовался взял за руку √ пойдемте, я вам покажу √ как будто ожидал меня! Он повел меня в библиотеку √ небольшая такая библиотека. На столах лежат книги и масса нот, конечно. Но он говорит: ╚Посмотрите, посмотрите!╩ За столом два студента читали Пастернака. У него можно было читать Пастернака. Видно было, что он хотел этим похвастаться. И похвастался! Он сказал: ╚Конечно, вы будете у нас╩. Но я не была, потому что я из Мельбурна уезжала только на съезд. И я ужасную глупость сделала, потому что могла поехать по тургеневским местам, и они бы меня свезли, и все было бы хорошо и интересно, но это было бы несколько лишних дней. Я довольно честный человек. Я сказала, что только на съезд поеду, и так и сделала. Меня ругали. Даже вайс-чанселор сказал: ╚Такой случай надо было, конечно, использовать!╩ Но уже в следующий раз когда я была в Москве в 1968 году, тогда я пошла к ним. Мне кажется, это было в 68, а не в 73-м. Я позвонила им═ они сказали, чтобы я приезжала. Не то, что мне негде было жить и нужно было у них остановиться, просто мне было интересно. А у них роскошная квартира: он имел право на три комнаты, и она имела право на три комнаты, и он говорил что его квартира лучше, чем у Брежнева. У них была комната для детей, для няни, и та комната, где я жила. Я только вошла, а он был такой экспансивный, схватил меня, заговорил, что я очень удачно попала, и ┘ эту дату можно уточнить, если узнать, когда Бенджамин Бриттен прислал им вещь, написанную специально для Ростроповича и Рихтера. Они были вместе и ехали на премьеру этой вещи в Ленинграде. А здесь они дожны были ее репетировать. И он мне сказал: ╚Вы можете слушать┘ Только тихо╩. Меня не нужно было уговаривать √ я сидела, как мышка. В этой комнате стоял концертный рояль, а стены были обиты, так что звук оставался только здесь. Рихтер и Ростропович┘ Рихтер на меня никакого внимания не обратил. Ростропович меня представил, а тот не обратил внимания. Мне было так интересно наблюдать √ Ростропович очень добродушный, такой приятный человек и добрый. А тот нахохлившийся, суховатый, ┘ очень нервно себя вел, даже со стула иногда вскакивал. Несколько раз начинал снова, волновался, а этот его так обнимет, успокаивает, и они начинают снова. Они играли очень долго. Чем они были недовольны, я не знаю. Знаете, я полный профан в музыке. Они без конца проигрывали одну и ту же фразу. Мне казалось, что все хорошо. А они начинают снова и снова, долго-долго, пока, наконец, оба не удовлетворились √ у Рихтера прояснилось лицо, а Ростропович просто сиял. Кончили поздно. А на другой день они опять репетировали. Но меня не пустили, они пустили кого-то другого. А потом мы должны были ехать на ╚Стреле╩. Поехали, и Ростропович сказал: ╚Помните ╚Анну Каренину╩? √ Я засмеялась: ╚Конечно, помню╩.

═══════════ ╚Ростропович не спал: он всю ночь держал свою виолончель. Рихтер, по-видимому, спал. Я еще, помню, подумала про Ростроповича: ╚Он ведь не выспится╩. Он так трясется со своей виолончелью: обнял и сидел. А когда мы приехали, они повезли меня в гостиницу ╚Европейская╩ недалеко от консерватории. Ростропович мне говорит: ╚Вы посмотрите вниз╩. Ночью, огромная толпа, ждет. Они ждут своих билетиков. Поразительно! Ну, вот. Он дал мне два билета. А я не успела ни с кем сговориться, и у меня два билета, и нужно идти. Я чувствовала, что билеты самые хорошие. Иду, тут люди стоят, и все спрашивают лишние билеты: ╚Билетик! Билетик!╩ И я посмотрела, вижу одну женщину (это у меня два раза была такая история, один раз в Ленинграде, и один раз в Москве, и каждый раз мне женщин было жалко), такая худенькая, знаете, скромненькая, уже безнадежно говорит: ╚Билетик, билетик╩. И я говорю: ╚Хотите?╩ Она: ╚Сколько?!╩ И я говорю: ╚Идемте, у меня бесплатный╩. И я ее повела, и мы сидели в первом ряду, там, мне кажется, были известные музыканты. Аудитория такая замечательная была √ ни кашляют, ничего┘ Тишина божественная! И потом я смотрю √ рядом со мной сидит старик, может быть музыкант, и у него слезы текут, и он их не вытирает, и у него слезы текут по лицу! Можете себе представить, как волнительно! А у женщины тоже слезы. Ну и я тоже заплакала. По крайней мере три человека в первом ряду плакали, от радости. Мое было не чистое ощущение √ они музыку любили, а мне все это нравилось √ драма жизненная и человеческая, что они так тронуты, и так ┘ Играли эту вещь Бриттена. Ну и еще что-то, я не помню. И Ростропович много играл, и Рихтер. Но эта вещь была объявлена, я даже не помню, как называлась, но что я точно помню - это он специально для них написал╩.

═══════════ ╚Потом я у Ростроповича была в 73-м году. Я имела глупость спросить насчет Солженицына. Я слышала, что он жил у них на даче. И я спросила: ╚А вы меня на дачу не пустите?╩ Он сказал: ╚Нет, не пущу╩.И правильно, конечно. Ей, Галине, нужно было собираться куда-то. И так ругалась, даже грубо: ╚Никчемное все! Даже нельзя такси нормально вызвать!╩ Она около часа, по-моему, ждала этого такси╩.

О литературе и о разном

═══════════ - Нина Михайловна, а правда, что Вас считали советской шпионкой?

═══════════ ╚Конечно. Это всех считали, кто в Россию ездил. И эмиграция считала, и австралийское правительство. Нам показывали наши с Клемом файлы, которые собирало австралийское агентство соответствующее. Пятьдесят лет прошло, и их можно было посмотреть. Клем страшно сердился, что ЦРУ его женой интересуется, и им заодно. А я считала, что как же им было не интересоваться, когда я в России бывала, а Россия была врагом Америки. Они и интересовались╩.

═══════════ ╚Но, знаете, во время войны как переживали за Россию! Папочка с друзьями собирались и все рассматривали на картах, что происходит, ловили все возможные радиостанции. А вообще, конечно, старая эмиграция страшно заражена антисемитизмом, и это плохо. Они все считают, что революцию сделали евреи и масоны. Вы знаете, Майер очень многим русским помогал, хотя сам сбежал от погромов. (Сидней Майер √ создатель империи Майера √ крупной сети универмагов Австралии, сравнительно недавно ставшей частью колоссальной торговой компании ╚Коулз-Майер╩, самой большой в Австралии). А его жена Бэйли, она была француженка, по-моему, подарила деньги на библиотеку в Мельбурнский университет. (Эта главная университетская библиотека сейчас носит ее имя). Меня в конце войны, в сорок четвертом году, пригласили прочитать лекцию о России для служащих Майера. Их тогда собралось человек восемьсот. В Харбине был еврей, прекрасный человек Скидельский, который очень многим помогал╩.

═══════════ ╚Когда мы приехали сюда, сбежав от большевиков, здесь уже были старожилы, которые бежали еще от царя или от воинской повинности. В Квинсленде. Это были разные люди. И мы не общались, только встречались иногда, когда некоторые из них стали ходить в церковь. Потом, когда мы приехали в Мельбурн, тут было уже народу больше. И люди более образованные. В Брисбен поехали, главным образом, офицеры. Ведь для того, чтобы приехать в Австралию, нужно было сказать, что хотят работать на земле. Ну, казаки √ те привыкли на земле работать, а офицеры многие из армии никогда нигде не работали. Они собирались всегда вместе у нас и спасали Россию. Они постоянно разворачивали карты и обсуждали, как пройти с Севера, как использовать армию, которая была в Югославии, как взять Петербург, и постоянно об таком. Это все шло с 25 года, когда мы приехали, и до войны. Война все резко поменяла. Люди резко разделились на тех, кто надеялся, что Гитлер победит и все поменяется в России, их было очень мало, несколько человек всего. И на тех, кто стоял за победу России. Их было большинство. Я помню, что однажды арестовали одну группу из тех, кто ждал победы Гитлера, когда они собрались вместе где-то в тридцать девятом году. Сейчас открываются документы пятидесятилетней давности и я читала об этом аресте. Там был еще один священник. И бедные эти люди! У одного два шиллинга в кармане, у другого √ один. Только у батюшки было несколько фунтов. Потом выясняется, что ни у кого не было никакой недвижимости, все почти были безработными. Их потом сослали, а никакими фашистами они не были. Просто бедные безработные люди╩.

═══════════ ╚Папочка бы, конечно, в Россию не поехал. Он был убежденный монархист. А я бы, знаете, поехала в Россию. И Клема бы взяла с собой. Но ничего не получилось, поздно. Кому там два старика нужны? Здесь была одна австралийская студентка, и ей очень хотелось в Россию. Очень хотелось. И я оплатила ей эту поездку╩.

╚У Клема были некоторые вещи, от которых он отказывался. Например, у него была возможность получить из Америки ⌠research fellowship■ от Рокфеллеровского фонда. Очень богатый √ можно было на два или три года его получить, с массой льгот. Но это было в то время, когда Клем особенно не любил Америку. И он, конечно, отказался √ все говорили, что это глупость. Когда ему предложили Орден Британской Империи (Order of British Empire) √ первое, что ему предложили, он говорит я не приму √ зачем мне это от Британской империи? Но у него был разговор с Колдером √ лидером оппозиции, он тогда еще не был премьером. Колдер ужасно любил науку. И еще. Он очень любил французский √ он всегда говорил со мной по-французски, для практики. А если кто хочет учиться √ я помогаю изо всех сил чем могу. И тут такое было √ он со мной начинает по-французски. А тут Клем ему говорит насчет ордена, что он его не хочет получать. Колдер говорит: ╚Это совершенно неправильно╩. И другие потом писатели были √ надо принять. Его дают обычно всяким деятелям, политикам, а писателям очень редко, поэтому надо принять. Поощрить правительство. И его уговорили тогда. ╚Сэра╩ ему не предлагали. Впоследствии он был бы доволен, потому что я была бы ╚леди╩. А он очень переживает, что меня недооценили. Все это глупости. Клем считает, что он получил много всяких наград и знаков отличия, а я нет. А я мало. Я получила то, что называется ⌠Member of the Order of Australia■ √ т.е. ты не простой австралиец, а член Ордена. Это не самый дешевый, не самый маленький. Самый маленький √ это три буквы ⌠OAM■ √ это медаль. Я могу давать такую медаль другому человеку от этого ордена. И у меня есть всякие медали, которые я могу носить, чтобы позабавить посла, который это понимает. Я пошла на эту выставку и одела этот значок. Сами медали считается вульгарным носить, а я надела самую крошечную. Самую вежливую, чтобы обозначить, что я принадлежу к этому ордену╩.

*═════════ *═══════════ *

Сегодня я пропускаю вечер в саду, потому что мы сидим с Клемом. Нина Михайловна не говорила ему о цели моего приезда, а сегодня он узнал и захотел пообщаться побольше.

Клем уже очень старый и очень больной. Он сидит в красном халате в кресле среди книг и увеличительных линз √ один глаз красный, слезится и все время закрывается, и он вынужден приоткрывать его рукой, а веко опять постепенно падает... Ему трудно говорить... И ему стыдно своей немощи, и ему стыдно и обидно, что ╚Ниночка╩ не получила в своей жизни того признания и уважения, которое она заслужила. И он возвращается к этой теме опять и опять, как к своему глазу. Он говорит: ╚Как же она могла получить полное формальное образование √ она работала для того, чтобы кормить семью. Она вставала рано-рано, и еще до школы должна была идти далеко в центр города, убирать, потом бежала в школу, потом опять шла убирать ... Но она создала Отделение, которое все уважали╩. Он сердится на себя, на свое здоровье и на свой ╚отвратительный╩ (ill-tempered) характер. (Нина Михайловна называла его ╚хорошим человеком с плохим характером╩).

Клем читает свои стихи, вспоминая побудившие их впечатления. Я прошу выбрать что-то любимое из тех, которые связаны с Ниной Михайловной (он зовет ее ╚Ниночкой╩). Он читает одно, потом увлекается, и начинает читать подряд, неровно рассыпая сильные ударения и заново переживая то полет пеликанов, то вид девушки, взбежавшей на гору, ... Девушка нравится ему больше пеликана. И это правильно.

Последнее

о.Николай Карыпов, вспоминая последние месяцы Нины Михайловны, рассказывает о том, что ее волновало в это время.

╚У нас с ней были разговоры на всякие богословские темы. Между прочим, во время этих бесед она получила ответ на целый ряд таких вопросов, которые хотя и волновали ее десятилетиями, но по своей занятости она не могла в них углубляться серьезно и находить на них ответы. Она говорила: ╚Жалко, что я раньше этого не знала, ведь я могла бы другим людям преподнести православие и русскую культуру несколько по другому╩. Например, ее многие годы тревожил, озадачивал вопрос об адских муках и о том, как же можно сочетать представление о любящем милосердном Боге с адскими мучениями. (Ответ на этот вопрос состоит в том, что ад или рай √ это не какое-то географически определенное место, а состояние души человека. Это состояние души, суть которого выявляется в соприкосновении с Богом. Человек или будет стремиться быть ближе к Богу или дальше от Него. И можно даже думать, что ад √ это милость Божия, ведь это как бы защищенное от света Божия место, где те, кто Бога не хотят и не желают не могут Его ощущать, и они просто меньше мучаются. Если бы они были ближе к Богу, они бы еще сильнее мучались, их состояние было бы еще более трагичным. И когда мы говорим о ╚вечном╩ блаженстве или ╚вечных╩ муках слово ╚вечность╩ понимается здесь по иному. Ведь когда нет времени, вечность не может пониматься в линейном аспекте. Вечность √ это не нескончаемая продолжительность времени, а отсутствие его физического течения)╩.

╚Последние месяцы ее жизни мы с ней довольно много говорили, я ей постоянно давал читать новые книги. Она их очень быстро прочитывала. Я ей давал такие книги, где излагается православное учение о внутреннем человеке, об устройстве человека. Давал книги об оптинских старцах, где очень много есть такого материала, и он легко воспринимается. По-моему, я ей давал Игнатия Брянчанинова, давал все пять томов архиепископа Нафанаила. О Толстом он писал довольно сердито, но надо сказать, что многие известные люди из духовенства писали о Толстом в том же ключе, например, архиепископ Иоанн Шаховской из Сан-Франциско (из тех самых Шаховских), митрополит Антоний Храповицкий. Но постепенно тема о Толстом ушла в тень. Все-таки это были последние месяцы ее жизни, и незачем было ее отвлекать идеями второстепенной значимости. Нина Михайловна упоминала случай в Харбине, когда один священник служил панихиду на десятилетие со дня кончины Толстого. Как и все мы, она уважала его за колоссальный художественный дар. Но надо отделять одно от другого. Я считаю, что человек просто не выдержал искушения славой. Когда к вам приезжают эдисоны, когда на вас смотрят, как на откровение миру, то это же на вас страшно действует, тяжело╩.

╚Нина Михайловна мне рассказывала про свою бабушку старообрядку. Одним из многих вопросов, которые она мне задавала по истории, богословию, и т.д., был вопрос о старообрядчестве. И она всегда на мои ответы реагировала с удовлетворением, потому что я не люблю крайностей. Что же касается старообрядцев, то, конечно, я их просто очень жалею исторически. И она сначала осторожно спросила, каково мое отношение к ним, а потом рассказала про свою пра-пра-бабушку (здесь я н уверен √ не то ╚пра╩-, не то ╚пра-пра╩-). Прабабушка эта жила в Архангельской губернии в большой и довольно состоятельной семье. Семья была большая, детей было семеро. Потом она овдовела, уже в довольно преклонном возрасте, по крайней мере дети ее были уже взрослыми. Так вот, когда она овдовела, она все имущество распределила между детьми, и нищей странницей пошла от Белого моря пешком через всю Россию с котомкой за плечами. Питалась она тем, что подадут, ночевала в приютивших ее избах или монастырях. Такое скитание было ее внутренней духовной потребностью и путем очиститься от грехов за всю жизнь. Она была, конечно, грамотная, и, видимо, хорошо знала церковный устав. Это позволяло ей прокормиться: она читала ╚Псалтирь╩ по покойникам. Так с ╚Псалтирью╩ в сумке она и путешествовала, зарабатывая так себе на хлеб. Мало того, что она кормилась этим чтением, она еще сумела скопить денег, которых хватило на проезд на пароходе в Иерусалим. Побыла там, вернулась тем же путем к своей семье, а потом уже доживала в почете у кого-то из детей╩.

А вот что рассказывала сама Нина Михайловна[5]:

╚В один из моих приездов в Советский Союз я обратилась в Интурист с просьбой организовать мне поездку на север, в частности в Петрозаводск и его окрестности. Ко мне приставили девушку, в обязанности которой были все организационные дела √ билеты, гостиница, экскурсии, наконец, присмотр за мной, и пр. Через пару дней после приезда в Петрозаводск я попросила ее отпустить меня в самостоятельное странствование на две недели, а самой пожить в это время в гостинице. За те немногие дни, которые мы провели до этого вместе, у нас с ней установились хорошие дружеские отношения. Это повлияло, по-видимому, на ее решение. Я рассказала ей про поступок моей пра-пра-пра-┘бабушки и сказала, что для меня он всегда был примером смирения и духовного очищения. Затем я твердо заявила, что по моим убеждениям мне следует это странствие повторить. При этом я заверила, что я ее не подведу и вернусь в условленный срок. После длительного разговора с девушкой, в течение которого я пыталась убедить ее, что это не блажь, что это мой святой долг, она согласилась. Насколько все это было рискованно и для нее и для меня, я тогда не очень себе представляла. На следующее утро я взяла рюкзачок и отправилась в путь. Вернулась я через две недели, точно в обещанный срок╩.

И снова о. Николай:

╚ По отношению к людям, по общему мировосприятию, мировоззрению она, конечно, была истинной христианкой. Она в человеке всегда старалась видеть только светлое. Последние годы Нина Михайловна в храм ходила нечасто, из-за мужа, да еще надо учесть, что она же машину не водила, а до этого бывало так, что какие-то периоды она довольно часто бывала, но вдруг я какое-то время ее не видел. Она всегда была очень занята. Я помню, что как раз в 1988 году, когда была конференция, посвященная тысячелетию Крещения Руси, губернатор рассказывал о ком-то из русских религиозных философов, с кем он был лично знаком. Он сказал, что этот человек никогда не проходил мимо пьяницы, нищего, чтобы ему не оказать какую-то любовь, услугу. И, обращаясь ко мне, он спросил: ╚А вдруг это Христос?╩ Я думаю, что до некоторой степени это приложимо к Нине Михайловне. У нее, без особой философской установки, было правило, что нужно так делать. И это получалось у нее совершенно естественно. Это выходило из души. Я просто как священник могу сказать, что мне настолько отрадно было помочь ей на последней стадии ее жизни перейти из этого бытия в другое, ответить на ее вопросы. Потому что она относилась к этому очень сознательно. Как говорится √ ╚конец -═ делу венец╩. В христианстве есть такое понимание, что нужно судить человека по тому, какова его кончина. Мы в жизни идем, развиваемся, двигаемся иногда очень запутанными путями к свету, к Богу┘ Нина Михайловна сознательно готовилась к своей смерти. К ней продолжали приходить люди, и она отдавала им свое время. Она не хотела никого обременять своей особой, своими проблемами. Но со мной, как со священником, было по-другому. Она знала, что я прихожу именно ради нее и ради ее души. Она это очень ценила, и мы подолгу говорили, и, нужно сказать, что таких случаев из моей практики, а это более двадцати лет, было очень мало, чтобы человек так спокойно и сознательно готовился к своей смерти. Это было просто замечательно, и даже поучительно для меня самого╩.

═══════════ ╚Я думала все, почему человеку хочется что-то сказать такое перед смертью? √ начала Нина Михайловна √ Разные причины. Одна √ это тщеславие. Ему хочется выглядеть как можно лучше, чтобы лучше люди думали, объяснить, почему что и как. Но другое у меня появилось, когда я начиталась этих духовных книжек. И тогда я почувствовала, что мне хочется, чтобы немножко моей души осталось. Человеку хочется оставить то хорошее, что с ним было в жизни. Человек, ведь, грешен. И много в жизни разного, но хорошее хочется, чтобы осталось. Вы знаете, как священник произносит перед крестным ходом: ╚Свет!╩ И от одной свечки зажигаются остальные, и огоньки разбегаются. Мне так в детстве очень нравилось думать, что здесь, рядом со мной есть ангел-хранитель. Очень хорошо. И он все время рядом, и душа чувствует хорошее, настоящее. Когда передаешь студентам что-нибудь, и потом встречаешь через какое-то время, и чувствуешь, что они возвращают тебе то, чему их учил, вот это такое чувство. Хочется, чтобы осталось. Я сейчас читаю книжки, которые мне о. Николай оставил, Авву Дорофея и другие. Он приезжал недавно меня исповедывал и причастил. Мне очень нравится то, что в них о душе. И еще мне очень понравилось то, что вы из Серафима Саровского сказали √ если увидеть душу самого черного из грешников, то она ослепила бы своим сиянием. Душа хорошая, и она остается после нас в этом хорошем. Я недавно рассказала детишкам историю маленькую, им очень понравилось. Я помню из своего детства. Утка снесла яйца и погибла. И яйца подсунули под курицу. Курица их высидела. И появились маленькие желтенькие утята. Курица их учила, и они ходили в пыли копались. А кто-то поставил недалеко тазик с водой. И один утенок углядел и запрыгнул в тазик. За ним другой. Они там плавают, а курица рядом бегает и кудахтает-кудахтает. Очень это детишкам понравилось╩.

*═════════ *═══════════ *

═══════════ Когда Нину Михайловну хоронили, старая эмиграция в большинстве своем это событие достойно проигнорировала. И можно ее понять: шпионку прощать нельзя никогда!

═══════════ Клем в своем завещании попросил, чтобы его тело сожгли, а пепел развеяли над могилой Ниночки.

*═════════ *═══════════ *

Я себе представляю рай Нины Михайловны таким.

Небольшая, очень уютная теплая комната, в которой тем не менее сидит масса народа, но никто не теряется, все могут общаться друг с другом, и делать, что они хотят. И все вместе. Посредине большой дубовый стол, прекрасно накрытый, со всякими вкусными лакомствами. Лев Толстой во главе стола. Рядом Федор Михайлович, Александр Сергеич, Антон Палыч ... И тут же Шекспир, Диккенс, Гопкинс, ... И тут же Чайковский вместе с Рахманиновым у фортепиано разбирают какое-то место из Скрябина. И вокруг все те хорошие люди, которых Нина Михайловна встречала в своей долгой жизни. Кого нет, так это пост-модернистов. Ни одного. И последних подлецов. Да, в-общем-то, и первых нет. Ну их! Вообще подлецов и плохих людей нет. Они, может, где-то и за стенкой, может, они и ада не заслужили... Но их не видно, Бог с ними! Все хорошие. Играют Рихтер и Ростропович. И тут же, одновременно, но не смешиваясь, звучит Сен-Санс и танцует Анна Павловна Павлова. И здесь же театр. И как-то рядом, но видимо и параллельно хорошие преподаватели учат хороших студентов. И студенты играют в театр, и с ними Иннокентий Михайлович Смоктуновский и Гилгуд... И опять все совмещается, но не смешивается. И ты вроде бы здесь и одновременно в Оксфорде. Английские интеллектуалы обсуждают, как Толстой описывает любовь, и как она в литургии, и как у Гоголя. А Гоголь вмешивается и говорит: ╚Посмотрите, как у меня в рукописи хорошо написано ...╩ И достает несгоревшую рукопись, и они соглашаются, что у него замечательно хорошо написано. Только Толстой сердится и не соглашается. И вот писатели начинают сильно задевать друг друга, а особенно Толстой разгорячился, и ... в этот момент они вдруг обнаруживают, что в уголке тихо, как мышка, сидит прелестная женщина Нина Михайловна (а за ней, сзади - Татьяна Семеновна и Михаил Иванович), которая наслаждается их присутствием, их беседами ... Она улыбается им. Она сияет. И всем становится тепло на душе, и даже Толстой начинает соглашаться с собеседниками. И только Достоевский понимает, почему. И всем хорошо. Радостно.

Приложение

Автобиография Н. М. Кристесен

(С некоторыми дополнениями из Каррикулюм Витэ)

1911√ родилась в России 23.12.11. Отец: капитан Михаил Максимов, торговый флот, умер в 1967. Мать: урожденная Татьяна Семеновна Алексеева-Подоскина (1888-1979). Родители, а также дедушки, бабушки, прадедушки и прабабушки. - все жили в Санкт-Петербурге, где я провела свое детство до 1917 года. Я помню начало революции и наш путь из Санкт-Петербурга в Сибирь и потом в Манчжурию.

1918√1925 √ жизнь в Харбине; школа; наш китайский повар; наш китайский садовник; епископ Нестор; голод 1920-х; ╚Русскаий дом╩. Первый опыт преподавания.

1925√ отбытие из Харбина √ Япония √ ╚Танго Мару╩ в Австралию. Брисбен. Русские поселенцы. Школы, стипендии, работа. Член профсоюза разнорабочих. J.P. (Justice of the Peace). Квинслендский университет.

1934√ Бакалавр искусств.

1935√1943 √ Старшая учительница (Senior Mistress) в школе для девочек им. Св. Эйдена. Президент ассоциации средних школ (Secondary Schools Mistresses Association). Судебное дело в отношении зарплат учителей негосударственных школ. Инструктор Института современных языков Квинслендского университета. Тьютор в женском колледже.

1942 23 января √ Клемент Бирн Кристесен (Clement Byrne Christesen).

1944 √ Старшая учительница (с обращением ╚Сэр╩) в англиканской школе для мальчиков в Брисбене (Boy▓s Grammar School √ ╚Churchie╩). Клем приглашен ректором Мельбурнского университета перевести его журнал Миэнджин Пэйперс (Meanjin Papers) в Мельбурн.

1945√ Переезд в Мельбурн. Тьютор-организатор (Organasing Tutor), Совет по образованию взрослых, Мельбурнский университет.

1946√ Преподаватель (Lecturer) русского языка и литературы Мельбурнского университета. Основатель первого отделения русского языка и литературы в Австралии; заведующая отделением до 1976 года (старший преподаватель √ заведующий (Senior Lecturer-in-charge) 1952; Reader-in Charge 196?).

1949-50√ Командировка (Flying Scholarship) в Англию, Францию, Бельгию, Голландию. Оксфорд.

1956-1957√ Преподавание в Оксфорде (кроме того в 1951 и 1960)/ первая поездка в Россию после 1917 года. Была приглашена читать лекции в МГУ в 1968.

1958√ Приглашена Академией Наук на Конгресс славистов в Москве; встретила внука Толстого, Ахманову, Фасмера, Унбегауна и др.

1950-е- Работала в Совете школ (Schools Board), AUMLA (Австралоазийская ассоциация университетских преподавателей языков и литературы), различных университетских комитетах, в женском совете комитета центра искусств... Организовала, с помощью двух выпускников, Луиса и Джорджа Каррингтон ╚Международные вечера╩ в мэрии в Вильсон-холле Мельбурнского университета: они принесли очень неплохой доход для библиотеки Бэйли (Baillieu)[6], кроме того, это были одни из первых значительных мероприятий ╚этнического╩ характера в штате Виктория.

Президент Ассоциации учителей русского языка.

Русское отделение организовало несколько пьес, концертов, публичных лекций и т.п.; много мероприятий вне программы.

1950-е √ 1970-е√ была на различных конгрессах в Австралии, Новой Зеландии, Европе и США, выступала с докладами, принимала участие в дискуссиях и в организации. Выступала по радио ABC с лекциями о Пушкине, Льве Толстом, Пастернаке, Солженицыне, Лидии Чуковской, Кузнецове, Шолохове и др.

1967-1977√ Основала Melbourne Slavonic Studies; основала Австралийскую и новозеландскую ассоциацию славистов; представляла Австралию в Исполнительном комитете международной славистской ассоциации. Правительственный переводчик с русского на нескольких международных научных конгрессах. Австралийский педагогический колледж.

[1] Нина Михайловна потом упомянула, что именно она переписала ╚Ежа и лисицу╩ на английский. Позже эта прелестная работа Берлина была опубликована отдельной книгой.

[2] Я думаю, что речь идет о том бароне Гинзбурге, который был одним из двух главных редакторов ╚Еврейской энциклопедии╩, насчитывающей больше десяти больших томов, изданных по подобию ╚Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона╩

[3] Патрик Виктор Мартиндэйл Уайт √ один из самых известных писателей Австралии, лауреат Нобелевской премии 1973 года. Автор романов ╚Счастливая долина╩, ╚Древо людей╩, ╚Твердая мандала╩, ╚Глаз шторма╩, и др.

[4] В Австралии по желанию можно не печататься в ╚Белых страницах╩, содержащих адреса и телефоны всех жителей, а вообще-то автоматически в них попадаешь, как только получаешь телефонный номер.

[5] Здесь я пользуюсь воспоминаниями проф. Валерии Алексеевны Троицкой.

[6] Главная библиотека Мельбурнского университета.

Поставьте наш баннер

Солнышко светит. Грачи прилетели.
Тают снега на равнинах безбрежных.
Вот и прошли холода и метели,
Вот и минули три месяца снежных.
Белые хаты стоят над оврагом.
Птицы над ними кругами летают.
Будто каким-то охвачены страхом,
Будто чего-то недопонимают...
Может быть, запах грачей удивляет,
Иль тишина не понравилась птицам?..
Бог его знает, чего их пугает,
Что им мешает на землю садиться...
Может быть, сверху они увидали,
Как копошится в навозе старуха,
Или чуть слышные чьи-то рыданья,
Может, достигли их птичьего слуха...
Нынче никто уж могил не копает.
Нынче никто не кричит, причитая...
Полумертвец на крыльцо выползает...
Господу молится полуживая...
Трупы лежат во дворах и в канавах,
Трупы в домах и в грязи придорожной.
Многие - в полузасыпанных ямах,
Полуистлевшие с осени прошлой...
Смрадом, замешанным с мартовским паром,
Хаты полны и проулки кривые.
Двое детей за колхозным амбаром -
То ли уж мёртвые, то ли живые...
А за амбарными теми дверями
Нету ни зёрнышка вот уж полгода.
Был урожай, и довольно немалый,
Да увезли его "слуги народа".
Гнил он на станциях в кучах огромных,
Денно и нощно его охраняли.
А на днепровских равнинах просторных
Тысячи сёл до конца вымирали.
С Буга, с Ингула, с Днепра и с Кубани
Беженцев толпы брели спотыкаясь.
Близких своих зарывая руками,
Женщины выли в снегу, надрываясь...
Те, кто добрались до города всё же,
Или до Киева, иль до Полтавы, -
Полуживые, и мёртвые тоже, -
Все на подводах свозились в канавы.


Дмитрий Воробьевский (1987 г.).