Закрывается то один провинциальный журнал, то другой - исчезают с карты России островки духовности и образования, наконец, исторической памяти народа. "Подъем" является именно одним из таких островков, к счастью, уцелевших, который собирает мыслящих людей, людей неравнодушных, болеющих за русский язык и вековые традиции нашей страны.

═Иван ЕВСЕЕНКО

═БОЛЬШАЯ БАНЯ

═Господи, какая в этом году была страда! Хлеба уродились тучные, налитые,

колосок к колоску,═ зернышко═ к зернышку.══ Самые═ древние══ колхозные

старожилы═ таких урожаев══ на песчаных══ наших землях═ не помнят.═ В канун

Петрова дня, когда═ хлеба окончательно дозрели, добела═ прокалились═ на

жарком═ июльском солнце,══ обвеялись══ ветрами-суховеями, в дом═ к Василию

Ивановичу═ забежал председатель═ новомодной═ артели═ ОАО "Заря"═ Анатолий

Николаевич═ Косолапов══ и с порога═ взмолился:

═- Василий Иванович, выручай!

═- Чего выручать-то? - слабым, болезненным═ голосом спросил Василий

Иванович.

═Лежал он на диване, укутанный, несмотря на жару, ватным═ зимним одеялом,

маялся, страдал радикулитом, который═ свалил его,═ считай,═ сразу после

посевной.══ Неизлечимый══ этот══ прострельный═ радикулит Василий═ Иванович

нажил еще═ в колхозные═ стахановские═ времена, валяясь на земле под

старенькими, едва-едва дышащими═ тракторами и═ комбайнами.═ Лечиться,

конечно,═ надо было═ сразу, после═ первых прострелов и лежек,══ но какое

там в деревне лечение,══ да═ еще от такой, казалось,═ быстропроходящей

болезни, как радикулит:═ лечить и═ нечем, и некогда - работа═ все гонит и

гонит══ в поле, в═ борозду,═ только поспевай═ поворачиваться.

═Василий═ Иванович и поворачивался. И вот залег═ с весны═ основательно,

как медведь в берлоге, - по нужде с двумя═ палками во двор выходит.══ На

том и все его путешествия, и вся участь.

═Бедственное это, болезненное положение═ Василия Ивановича Анатолий

Николаевич хорошо,═ понятно, знал, несколько раз за лето═ проведывал на

дому,═ заезжал на машине,═ грозился═ даже отправить в район═ на

стационарное═ лечение,══ но сегодня,═ вишь, заехал═ совсем═ по другой

причине═ и повторно,═ не проходя═ далеко═ от порога,═ изложил свою

просьбу-прошение:

═- Выручай, Василий═ Иванович,═ садись на комбайн!═ Хлеба═ гибнут!

═- Да куда ж ему садиться?! - со слезами на глазах═ вмешалась═ в разговор

жена═ Василия Ивановича, Анюта. - При смерти═ лежит.

═- Так уж и при смерти, - чуть даже══ обиделся на нее═ Василий Иванович. -

Жив═ пока.

═Зная упрямый,═ самочинный═ его характер, Анюта═ лишь═ вздохнула, отошла

от дивана и затихла═ возле═ печи как сторонний═ наблюдатель.

═Василий═ Иванович═ тайно═ от нее══ пошевелил═ под═ одеялом═ ногами,

поясницей,══ испробовал═ все тело═ на изгиб и═ излом,═ потом═ минуту-две

полежал═ опять неподвижно, ожидая, какой болью═ оно отзовется на его

шевеление:═ резкой══ прострельной═ или вполне═ терпимой,═ быстро

затухающей. Боль была терпимой, даже═ чуточку═ сладостной,══ как при

выздоровлении, и═ Василий═ Иванович, пододвинув к себе═ две═ березовые

гладко оструганные═ палки,══ с которыми теперь═ действительно передвигался

по двору и дому, высвободился из медвежьей═ своей═ берлоги.

═- Без меня, что ж, больше═ некому? - в═ первую очередь для═ Анюты, а

потом═ уж для═ председателя нарочито громко═══ произнес═ он.

═- А то ты не знаешь? - с полуслова══ понял═ его игру═ Анатолий Иванович.

- Лешка Малец═ да ты - вот и вся═ гвардия.

═Это уж═ точно,═ гвардия═ еще та:══ один═ малый,═ сопливый,═ считай,

вчерашний═ школьник, а другой - старый, вконец══ расхворавшийся, с═ двумя

палками-подмогами. На бортовых машинах пять-шесть═ мужиков═ сидят, так дам

дело прибыльное:═ мотанул═ туда, мотанул сюда, глядишь, и с деньгами в

кармане,═ а на тракторы═ и комбайны═ никого силком══ не затащишь,

заработки══ на них сейчас известно какие - грошовые.══ Мужики═ и

сторонятся,══ им теперь═ никто не указ, от настоящей работы отлынивают,

последнее,══ что от прежнего колхоза═ осталось,═ растаскивают-пропивают.

Так что вся надежда у═ Анатолия═ Николаевич,══ и вправду, на═ Василия

Ивановича═ да Лешку═ Мальца.

═Конечно,══ Василий═ Иванович,══ внимая═ просьбам═ и слезам═ Анюты,═ имел

все законные═ права═ отказаться:═ хвороба══ на этот раз═ скрутила═ его

нешуточно, ни═ охнуть,═ ни вздохнуть. Но во-первых - хлеб!══ Они═ же с

Лешкой Мальцом═ прошлой═ осенью═ пахали под него═ землю,══ сеяли,

бороновали,══ по весне═ подкармливали всякими удобрениями, словно

детей-несмышленышей,═ потом═ переживали-мучились, как═ он пойдет═ в═ рост,

как выкинет колос, как зацветет-нальется,═ не присушить ли═ его без дождя

жарой, не согнет ли, не положит═ ли к самой═ земле═ ветром-ураганом?

Нет, тут уж, хоть═ на карачках, а надо═ убирать, выхватывать его до

осенних═ дождей═ и непогод. Хлеб═ есть хлеб - всему голова═ и основа.

Уберем,═ обмолотим, засыплем в закрома,═ так═ и с пирогами-булками будем,

с деньгами, техникой новой═ обзаведемся, удобрениями.═ Жизнь в селе помалу

и наладится,═ войдет═ в прежнюю артельно-общую колею.

═А во-вторых, Анатолий Николаевич, бессменный, еще с советских времен,

председатель колхоза в Житнем Колосе. Василий═ Иванович═ его крепко

уважал. Так он и заслуживал═ того.═ Мужик═ Анатолий═ Николаевич═ был

серьезный, тертый, в═ советские эти времена ломанный-переломанный: то

поставят═ его председателем,═ то снимут,═ тянут на правеж═ за═ любую

провинность═ в райком,═ грозятся═ партийный билет отнять.═ А он стоит, не

ломается, с народом всегда═ заодно.═ Когда пошли перестроечные,

разорительные годы, Анатолий═ Николаевич═ и тут устоял, колхоз═ пустить

по миру═ прежним═ своим партийным начальникам═ ═окончательно не дал,═ и

теперь вот у него какая надежда═ на урожай,═ только══ бы═ убрать вовремя

да сохранить.

═- Подавай═ одежку! - попросил-приказал Анюте═ Василий═ Иванович.

═- Да ты в своем═ ли═ уме?! - опять встрепенулась та. - Совсем заляжешь,

что я═ буду═ с тобой═ делать?

═- Похоронишь, и═ вся недолга, - усмиряя═ ее праведный гнев, усмехнулся

Василий═ Иванович. - Кости целы -═ разомнусь.

═Анюта единого слова ему на это больше не сказала,═ молча══ принесла

рабочую порядком═ залежавшуюся═ уже за лето в кладовке═ одежку.═ С брюками

и рубахой══ Василий═ Иванович кое-как═ справился═ сам,═ а когда═ дошел═ до

сапог,═ дело застопорилось:═ дотянуться═ портянкой до ступни═ он никак не

мог.

═- Намотай, - вполне мирно и═ сговорчиво попросил он Анюту, предупреждая

тем самым═ движением═ Анатолия═ Николаевича,═ который═ самовольно бросился

был к нему на помощь.

═Анюта═ от своих обид-переживаний уже═ остыла,═ смирилась с решением

Василия═ Ивановича подниматься═ на работу:═ женщина═ она только на вид

строгая═ да сердитая, а на самом-то деле═ уступчивая,══ мягкая═ да и с

понятием, не═ хуже═ мужиков══ знает,══ что хлеб убирать надо, иначе голод

и═ окончательное разорение═ и всему селу, и всему государству.

═Портянки═ Анюта═ намотала умело, туго и═ плотно, без единой═ лишней

складочки и═ подворота, сама═ ведь тоже, считай, полгода на═ ферме═ при

скотине в кирзовых и═ резиновых═ сапогах═ ходит═ -═ без хороших и═ хорошо

намотанных══ портянок══ там═ не═ обойтись.

═На ноги═ Василий═ Иванович═ поднялся═ самостоятельно, хотя, конечно,══ и

опираясь на обе═ палки-костылики.═ Опять═ незаметно═ повел══ поясницей,

всем═ телом - вроде═ терпимо, жить═ можно.═ Но Анюта═ по лицо его, по

губам,═ которые плотно═ впритык═ сжались при первом═ же═ шаге,

догадалась,═ что терпимо-то═ терпимо,═ да не очень.

═- Какой из тебя работник?! - в последний раз попробовала═ она удержать

Василия═ Ивановича. -═ Ты и до стана═ не дойдешь.

═- До стана═ я на машине буду его═ возить, - тут же вмешался═ в разговор,

совсем═ воодушевляясь, Анатолий═ Николаевич.

═- Каждый день не навозитесь, -═ вполне═ справедливо ответила═ ему Анюта,

но больше═ вмешиваться═ в мужские дела не стала.

═Захватив с вешалки═ рабочую,═ комбайнерскую сумку,═ она пошла═ на кухню

и ═принялась═ там═ готовить═ Василию Ивановичу═ в поле═ обед-тормозок.

Справилась═ Анюта══ с этой═ нехитрой═ задачей═ быстро: поставила в

дерматиновую═ видавшую виду═ сумку═ бутылку═ молока, положила, аккуратно

завернув══ в тряпицу, скатерть-самобранку, шматок сала, буханку═ хлеба

да россыпью══ добавила═ с полдесятка ранних пупырчатых огурцов.

Обед-раскладка в самый раз - сытно═ и убористо,═ можно═ хоть═ целые═ сутки

домой не═ наведываться.

═Когда сумка═ наполнилась доверху, Анюта═ передала═ ее Василию Ивановичу,

и само═ собой получилось так,═ что одну═ палку-костылик═ ему пришлось

отбросить в сторону, иначе═ подорожные═ полевые═ дары═ Анюты═ принять был

нельзя.═ Василий═ Иванович══ пошатнулся, но ничего - устоял, сумку══ на

пол не выронил, держал═ ее крепко,══ обхватно всеми пальцами, и═ сумка

эта,═ противовес, с═ хлебушком, молоком и салом═ тоже была═ ему═ опора и,

надо сказать, немалая, без нее,═ глядишь, сковырнулся бы, упал: боль═ от

неосторожного═ движения═ вспыхнула в пояснице═ резкая, огненно-горячая,

словно═ молнией═ поперек══ полоснуло.

═Анюта═ запоздало═ спохватилась, что сумку-то═ ей надо было самолично

донести до машины. Она═ и потянулась═ второпях═ за═ ней, но═ Василий

Иванович═ не отдал,═ чувствуя═ себя уже═ при деле,═ при работе,══ как

всегда═ и чувствовал,═ собираясь на═ полевой═ стан к═ тракторам═ и

комбайнам.

═Сопровождаемый══ с обеих сторон═ Анютой и Анатолием Николаевичем,═ до

машины Василий Иванович дошел-доковылял вполне═ сносно,═ ни разу даже не

остановившись, ═чтоб перевести дух,═ хотя дважды═ так пошатнуло, повело

его с боку на бок, что едва═ удержался на ногах.═ И лишь в машине,═ когда,

пристроившись═ кое-как на сиденье,═ захлопнул дверцу,═ и═ Анюта═ оказалась

по ту сторону, за стеклом,═ он на═ минуту═ расслабился═ и попросил

Анатолия═ Николаевича, который═ сам═ сидел за рулем:

═- Ты шибок═ не гони,══ а то рассыплюсь по дороге.

═- Да мы потихоньку, - пообещал══ в радости, что поднял═ все-таки═ со

смертного одра═ Василия═ Ивановича, Анатолий═ Николаевич.

═И действительно вез он его, словно═ какой-то драгоценный═ сосуд, стараясь

объезжать все выбоины, колдобины, а если где═ случалось машине═ все═ же

проваливаться═ в них, так смотрел═ на Василия═ Ивановича═ извинительно, с

сочувствием: сосуд был, может,═ и не столь уж драгоценный, не хрустальный

поди,═ но хрупкий, чуть посильней═ колыхни - одни═ осколки останутся.

═На стане═ возле дощатой═ будки-времянки═ их ждал══ уже Лешка Малец,

сновал от комбайна═ к комбайну с гаечным═ ключом═ и═ монтировкой в руках.

По виду═ он═ действительно малец, оттого═ и кличка═ такая═ к нему

пристала: расточка═ невеликого, худой, нескладный═ еще, как зеленый

гороховый═ стручок,══ но задиристый и, главное,═ к работе,═ к технике

падкий. Его хлебом═ не корми,══ дай за баранкой═ или рычагами посидеть,═ в

моторе═ покопаться, довести его до ума-разума.═ На том они с═ Василием

Ивановичем═ и сошлись.

═- Ну, как═ тут у тебя? - стараясь═ не очень═ приметно опираться═ на

палку,═ спросил═ Василий═ Иванович.

═- Все путем! - бодро ответил Малец (ряд,═ конечно, что Василий═ Иванович

приковылял-появился,══ что не в одиночку═ предстоит═ ему пластаться в

поле). - Хоть сейчас в загон.

═- Так уж и путем?! - больше для═ строгости и поучения, чем═ взаправду,

испытывая═ Лешку,═ засомневался Василий═ Иванович.

═Обронив сумку с "тормозком"══ на землю,══ он удачно и, главное, вовремя

оперся══ о комбайн══ высвободившейся═ левой═ рукой, а правой══ потверже

укрепился на палке═ и таким вот манером,══ враскоряк, стал═ обходить

вокруг═ своего═ кормильца-комбайна, оглядывать, где═ возможно, все═ его

старенькие,═ может, тоже═ хворающие радикулитом и болевыми прострелами

механизмы.══ Лешка═ вроде═ не обманул Василия═ Ивановича:═ все было

подтянуто, смазано, в нескольких═ местах═ даже обнаружились следы сварки.

Лечение═ не лишнее,═ еще═ в прошлом году═ подварить надо было, да═ все не

доходили руки,═ надеялись, что═ и так как-нибудь дожнем,═ домолотим,

каждая═ минута была дорога - погода стояла в жнива═ не больно ведреная.═ А

в этом году═ вроде═ бы ничего - солнышко═ горит-сияет, только═ успевай

поворачиваться.

═- Ладно, - похвалил, одобрил все старания═ Лешки═ Василий═ Иванович. - В

работе═ посмотрим.

═Теперь═ предстояло Василию Ивановичу═ подняться═ в кабину,═ до═ конца═ не

выдав══ Лешке═ истинное═ свое═ плачевное состояние.══ Лешке═ напарник

нужен═ вровень═ ему, молодой═ да крепкий, а не инвалид-калека,═ который не

столько═ работать═ будет,═ сколько═ кряхтеть да жалобиться.

═Но, слава Богу,═ поднялся,═ цепко,═ по-кошачьи хвастаясь за поручни,═ а

ногами═ лишь малость подсобляя═ с осторожностью и═ присмотром, чтоб

случайно не всколыхнуть, не потревожить поясницу.══ В кабине все было

чисто прибрано и вымыто,═ а на сиденье═ поверх══ обивки═ лежала гладко

оструганная═ широкая═ дощечка. Нет, Лешку═ не обманешь: все═ про все

знает═ он о немощи═ и болях Василия═ Ивановича,═ вот и═ дощечку-подмост

заготовил═ ему для═ твердости, заприметив══ еще═ в прошлом году, что

напарник═ его приспособлением═ таким══ всегда═ пользуется -═ на мягких

пружинах ему═ несподручно - боль при колыхании═ просыпается сама собой,

как═ привязанная═ к этим═ не═ в меру═ отзывчивым пружинам. А на твердой

березовой═ дощечке═ вроде как полегче.

═Примостившись поудобней═ на лавке-сиденье,═ опробовав══ штурвал-баранку,

по которой═ за три═ месяца══ невольного безделья крепко соскучился,

Василий═ Иванович═ сквозь незакрытую══ дверцу═ одним лишь взглядом,

улыбкой═ поблагодарил═ Лешку═ за рвение═ и заботу, а═ председателю,

Анатолию Николаевичу, сказал строго═ и даже═ немного═ назидательно:

═- Значит, так:═ чтоб горючка у нас с Лешкой═ была═ вовремя и чтоб═ в

загоне══ с полными═ бункерами═ мы не стояли! -═ Потом═ подумал-подумал═ и

добавил: - Оно═ бы═ и ночлег организовать тут на стане, обед какой-никакой

тоже неплохо бы,═ чтоб не мотались═ мы═ каждодневно в село - работать,

так работать!

═- Да не волнуйся ты, - вроде бы как даже═ маленько═ и═ обиделся═ на

Василия═ Ивановича Анатолий═ Николаевич. - Все наладим.

═- Знаю я твое "наладим"! - особо═ не поддался═ обещаниям═ Анатолия

Николаевича═ Василий═ Иванович (не раз═ и не два═ еще с колхозных времен

испытывал он на своем═ горбу═ все═ эти═ обещания-клятвы начальства). -

Мотаешь сейчас═ куда-нибудь═ в район - только тебя и видели!

═- Не мотану, - стойко перенес═ укоры═ Василия═ Ивановича═ Анатолий

Николаевич. - Намотался═ уже - хватит.

═Василий═ Иванович,═ чтоб больше не обижать Анатолия═ Николаевича,═ ничего

ему не ответил,═ но про═ себя все же,═ наученный══ горьким═ многолетним

опытом,══ подумал: "Поглядим, Анатолий═ Николаевич, поглядим,═ дай только

в борозду═ встать".

═Лешка═ уже сидел═ на своем═ комбайне═ и только═ ждал═ от Василия

Ивановича отмашки. Тот═ и подал ему сигнал, мол, давай, заводи, а═ сам

тоже═ повернул ключ зажигания. Мотор═ схватился с одного оборота (нет, все

ж═ таки молодец Лешка!═ Все═ подогнал, исправил в лучшем виде - цены═ ему

нет!)═ и сразу═ пошел работать ровно,═ с потягом, Минуты═ две═ Василий

Иванович═ дал мотору═ прогреться,═ войти в надлежащий═ ритм и режим, чутко

прислушиваясь ухом══ и ощущая по давней═ механизаторской привычке═ всем

телом, нет ли в нем═ каких посторонних шумов и ударов. Но вроде бы ничего

опасного и═ непредвиденного не слышалось: мотор был здоров и крепок═ во

всех═ своих частях,═ не то что его надсмотрщик - дряхлый, делающий═ сбои

за═ каждым шагом,══ с инвалидской═ клюкой═ в руках.══ Василий═ Иванович

даже═ маленько═ позавидовал═ мотору, как═ живому отзывчивому═══ существу,

организму.═ Он еще═ немного═ потомил его, понежил═ на холостых оборотах, а

потом включил═ передачу═ и стронул воздушный═ свой═ корабль-комбайн с

места.

═Поле начиналось═ сразу═ а становищем══ механизаторов, всего в пяти═ шагах

от дощатой═ будки-времянки.══ И, Боже ж ты═ мой, какое═ поле!═ Хлеба,═ уже

дозрело-стиглые, выбеленные═ и высушенные на солнце, несокрушимой═ стеной

стояли до самого═ горизонта, до едва═ виднеющегося там в утреннем не

растаявшем═ еще тумане-мареве═ березняка.═ При каждом═ порыве ветра они

клонились тяжелым колосом к земле, шли волна за волною, накат═ за накатом,

переливаясь══ светом и тенью. "Море, океан", - всегда═ думал про такие═ во

неоглядные═ ржаные═ или═ пшеничные═ поля═ Василий═ Иванович,══ и всегда

ему═ слышался═ при═ этом═ морской, океанский═ прибой. А уж что такое

грозный океанский══ прибой, Василий═ Иванович═ знал не понаслышке:═ в

счастливо-далекие времена═ своей═ юности═ довелось ему служить═ целых

четыре года на флоте, и═ не на каком-нибудь═ заштатном, мелководном, а на

самом═ главном═ в тогдашнем═ Союза - Северном, подводном. Шум морского

прибоя═ навсегда═ врезался в память═ Василия═ Ивановича и потом в

сухопутной жизни неотрывно слился с шумом-прибоем═ хлебных═ родных полей.

Особо остро═ чувствовал═ он его═ в такие вот последние═ минуты═ перед

началом жатвы.═ Хлебная═ нива, каждый══ ее дозревший спелый-спелый

колосок═ с нетерпением══ ждали═ Василия═ Ивановича, словно понимали,═ что

не появись══ он на═ своем═ стрекочуще-остром комбайне, так они═ почернеют

от горя, обломятся══ хрупкими своими стеблям и упадут на землю

безымянно-мертвыми. Василий═ Иванович═ всегда═ поспевал═ вовремя, но

всегда═ ему до первого загона, до═ первых ударов══ обмолоченного зерна о

стенки═ бункера═ было═ жалко═ врезаться═ в это по-живому дышащее поле,

истреблять═ широкий══ неутомимо═ переливающийся═ волнами═ океан.

Василий═ Иванович═ и сегодня═ задержался═ на краю═ поля чуть═ дольше,

чем полагалось,═ засмотревшись на океанские хлебные═ просторы,

заслушавшись океански-земным═ прибоем. Лешка═ даже заволновался, не

случилось ли═ чего═ с Василием Ивановичем,══ не прихватила ли его

предательски затаившаяся хвороба в самый═ изначальный═ и самый

ответственный═ момент начала жатвы. Он встревоженно высунулся═ из кабины

и, стараясь перекрыть рокот═ моторов,══ что-то═ прокричал, скорее═ всего,

спрашивал, не═ нужна ли═ Василию═ Ивановичу═ какая помощь. Тот его понял,

хотя═ по отдельности═ ни единого═ слова═ не разобрал:═ все они,

подхваченные набежавшим═ порывом═ ветра, унеслись поверх комбайнов далеко

в поле и═ погасли. Вместе с ними унеслась и погасла,═ запуталась═ в ржаных

стеблях в общем-то═ мелкая радикулитная боль Василия═ Ивановича,

освобождал все тело для горячей═ уборочной═ работы.═ Василий Иванович

повторно дал═ отмашку═ Лешке, мол,═ все═ нормально,══ все путем,═ не

переживай═ понапрасну - начинаем.

═Но свобода оказалась═ обманчивой.═ Как только═ Василий══ Иванович

опустил══ шнек и врезался═ в пепельно-белую:═ похожую на═ пенистый

морской прибой═ ржаную═ стену,═ боль сразу═ проснулась в пояснице,

змеей═ в два-три оборота═ обвила ее;═ в глазах═ у Василия═ Ивановича

несколько раз потемнело,═ и он вел комбайн═ почти═ вслепую,══ в настоящих

незримых потемках.═ В отчаянные═ эти,═ слепые═ минуты═ сильнее═ всякой

боли его═ начинали═ терзать═ сомнения:═ может, все-таки═ зря поддался он

на уговоры═ Анатолия═ Николаевича,═ зря═ выехал в═ поле - не работник

нынче Василий═ Иванович,══ не труженик, а одна лишь═ помеха═ Лешке

Мальцу, который поджимает его сзади═ своим═ комбайном,═ как в прежние

времена поджимал,═ подрезал══ пятки хороший, крепкий═ косарь слабому,

маломощному умело═ отбитой═ и наточенной═ косой-литовкой.═ Было мгновение,

когда Василий═ Иванович═ вообще═ хотел заглушить мотор и═ честно

признаться Лешке:═ "Не серчай, брат,═ старость═ есть старость - не могу

больше,═ весь напрочь вышел".═ Но именно в это мгновение═ дохнул на

Василия═ Ивановича из бункера хлебным═ хмельным═ запахом═ первых

обмолоченных зерен,═ и он ожил, пришел в себя,═ половчей═ укрепился на

доске-сиденье, покрепче обхватил═ руками═ баранку═ и отогнал прочь все

боли═ и страдания. Знал Василий═ Иванович══ за собой одну слабость:══ в

работе═ он был═ азартен и неостановим.══ Всегда, при прежнем═ даже

здоровье,═ начинал═ ее с трудом, ломотой══ во всем═ теле, а потом

втягивался═ и вдруг приходил в такой азарт, что иной раз напарники═ его и

помощники═ просили═ пощады.═ В жатву, когда═ все твои═ многомесячные

труды-затраты, вот они - на═ ладони, играют,═ переливаются═ живым

зерном-хлебом,══ азарт этот═ охватывал Василия═ Ивановича══ с особой

силой.

═Похоже,══ он пришел═ к нему и сейчас.══ А коль так, то какие там═ могут

быть боли и сомнения - работай, не ленись, оратай═ и жнец, до седьмого

кровавого═ пота,═ до ломоты и═ хруста═ в костях.

═И они═ начали работать═ с Лешкой,═ который══ по натуре═ своей,══ ладно

что совсем═ молоденький═ еще и═ хлипкий, Малец,══ был точно═ такой же: во

взаимном═ азарте и соревновании═ исходил═ потом, седьмым и восьмым,

обрастал пылью,═ словно═ кольчугой,══ с трудом══ вдыхая═ горяче-знойный,

обжигающий═ все легкие═ воздух. Страда══ есть страда:═ от века она всегда

велась так, с потом, а то и с кровью, ни═ один══ колосок,═ ни═ одно

зернышко═ не давалось═ хлеборобу-крестьянину═ задаром.

═Анатолий═ Николаевич══ не подвел их, все═ свои обещания═ выполнил в срок

с завидным прилежанием.══ Не успели═ они с Лешкой══ пройти══ и один круг,

как на поле═ появились═ четыре═ бортовые═ машины,═ по всем правилам

оборудованные═ брезентом и мешковиной═ под перевозку═ зерна:══ два═ своих

газона-трехтонки, а два пятитонных самосвала══ с═ чужими═ какими-то

мужиками-шоферами.═ Молодец═ Анатолий═ Иванович,═ не поскупился,══ нанял

эти═ объемистые══ самосвалы═ на стороне, зная, что надежда═ на свои

бортовые, бывшие═ колхозные═ машины слабая - они═ едва-едва на ходу,═ того

и═ гляди, заглохнут-задохнутся══ прямо под рукавом═ комбайна, и тогда

хоть плачь═ в поле и шоферам, которые═ с дряхлыми этими═ машиненками

ничего поделать не могут,══ и═ Василию Ивановичу══ с Лешкой - дело

застопорится,═ а то и вовсе═ встанет на день-другой.═ В уборочную страду,

жатву скупиться, жадничать не приходится: работа═ святая - хлебушек═ надо

выхватить за пару═ недель,═ пока стоит ведро,═ сушь, и если выхватишь,

то все затраты═ окупятся═ с лихвой,═ да еще═ при таком урожае,═ как

нынче.

═К одиннадцати часам═ возле═ будки-времянки═ встал на приколе бензовоз -

тоже вовремя и по делу.═ А вскоре═ под навесом,═ где таилась печка-плита с

высокой сторчевой═ трубой,═ закопошились═ стайкой женщины-старушки. "Ого!"

- возрадовался══ им Василий═ Иванович. - "С горячим обедом═ будем,═ с

борщом и═ кашей!"═ Тоже═ забота═ не лишняя: подкрепиться═ в поле, на

свежем═ воздухе══ горячим обедом═ куда как хорошо. На одной═ сухомятке,

пусть═ даже она═ домашняя, с═ молоком═ и салом,═ далеко не уедешь -

хлебороду═ в жатву═ сила нужна,═ здоровье, а пуще═ того хорошее, рабочее

настроение.══ Анатолий═ Иванович,═ похоже,═ и это учел, без подсказки

всяких═ райкомов══ и парторгов, которые═ в прошлые═ времена не раз,

случалось,═ досаждали═ в горячие дня═ страды═ комбайнерам и═ шоферам

лекциями-пропагандами, а═ еще═ чаще тайными и явными═ проверками.═ Вот и

довели═ крестьянство до ручки═ бесконечными═ этими проверками и

подозрениями. Теперь, считай, все сначала над начинать, с ноля.

═В обед═ появился на стане═ и сам Анатолий═ Николаевич,══ тоже═ в пыли,

дорожной═ песчаной═ мороси (у него═ ведь, кроме жатвы-уборки, еще тысячи

забот,═ и всюду над поспеть, всюду═ нужен═ его глаз и═ участие),═ но виду

не подает,═ что устал,═ измотался за ═полдня═ дальше некуда,═ первым делом

подошел к═ Василию Ивановичу,═ который═ к тому═ времени═ спустился═ с

комбайна (скрывать нечего - не без труда и не без усилия) и

приспосабливался═ к палке-костылю, чтобы═ следовать к навесу,═ где═ уже

сходил═ паром═ сытный═ обед-трапеза.

═- Как ты тут - жив? - обеспокоенно═ спросил он Василия═ Ивановича.

═- Жив пока, - не стал особо═ хорохориться,═ сказал все═ как═ есть

Василий Иванович.

═- Может, лекарства привезти, - тревожился дальше Анатолий═ Николаевич, -

растирки?

═- Какие там лекарства?! - остановил его Василий═ Иванович. - Если

поднимусь завтра═ с утра,═ то и без лекарств обойдемся,═ а если не

поднимусь, залягу - тогда уж как Бог даст.

═Они═ ополоснули возле бачка-рукомойника руки и═ лица ═(и о рукомойнике

Анатолий Николаевич не позабыл)═ и сели═ за длинный═ дощатый═ стол под

двухскатной═ крышей, оборудованный под раскидистым═ кленом.═ В былые годы

тут сиживало═ в страду═ человек по пятнадцать-двадцать механизаторов,

подсобников═ и посыльных, а теперь, вишь, вместе с председателем всего три

человека.═ Шоферов, которые═ были═ как раз в поездке, разгружались на

току,═ Анатолий═ Николаевич══ велел не═ ждать, после пообедают,═ во вторую

смену.══ Да своих, деревенских,═ поди═ и не дождешься: после разгрузки

они, оставив══ в кузове═ вроде бы случайно═ лопаты две-три зерна

(хитрость маленькая,═ но неисправимая),═ мотанут═ домой═ к женам и детям,

повезут═ тайный═ приработок домашней═ живности, не прельстившись по этой

причине═ полевым общественным обедом.

═Когда═ женщины-старушки═ поставили перед═ каждым═ работником══ по миске

наваристого,══ с молодой═ телятиной══ борща═ (это═ всегда═ так было

заведено, что к началу страды,══ жатвы теленка═ или барана══ режут═ в

колхозе непременно),═ Анатолий═ Николаевич═ окликнул, повелел Лешке:

═- Сбегай═ в машину, возьми под сиденьем!

═Лешке дважды═ приказывать не надо, сразу сообразил, что к чему, сбегал

минутою и принес две бутылки═ водки.

═Старушки═ тут же поставили рядом с мисками═ стаканы. Сами, правда, от

еды-выпивки отказались: "Мы потом". Анатолий═ Николаевич повторно

приглашать их не стал, хорошо══ зная давний═ этот поварской обычай -

обедать═ после механизаторов отдельной, своей═ компанией.═ Да им сейчас,

по правде сказать, и ═некогда:═ надо следить, чтоб все═ вовремя═ было

подано-убрано, как-никак,═ сам председатель═ обедает.

═Анатолий═ Николаевич налил═ всем по полстакана, и никто═ не стал

отказываться, ломаться, мол, нельзя,═ за рулем═ и штурвалом:═ обычай═ тоже

был давним - за почин,═ за первый═ обмолот═ надо выпить,═ поздравить

друг друга с началом страды,══ настоящего и самого главного деревенского

праздника. Поздравительные═ эти сто граммов никогда══ и никому еще═ не

мешали,═ не угнетали допьяна, а лишь═ снимали ═первую,═ непривычно-тяжелую

еще═ усталость═ да поднимали настроение.

═Анатолий═ Николаевич═ так и сказал, как говаривали═ когда-то═ в═ поле их

деды и═ прадеды:

═- Ну, с почином вас, со страдой!

═- Тебя тоже, - ответил Василий═ Иванович,═ а вслед═ за ним и═ Лешка,

который, несмотря═ на свою молодость,═ трудился на жатве уже не первый

год, совсем по-взрослому,═ по-мужичьи пожелал══ всем удачи и богатого

урожая.

═Закусывали не торопясь, основательно, но и не врастяжку, время поджимало,

звало поскорее═ к комбайнам, в загон, а═ Анатолия Николаевича по другим

неотложным делам:═ на ферму, картофельные═ плантации,═ на строительство

деревенского═ мини-элеватора, с которым маленько═ припаздывали,═ и зерно

пока═ ссыпали по-старинке═ на глинобитном═ току рядом с амбарами.

═По второй═ рюмке═ выпили под кашу═ и домашнюю══ снедь═ Василия═ Ивановича

и Лешки, которую те, понятно, вытряхнули из сумок══ (не═ везти═ же═ ее

обратно домой!). Анатолий Николаевич посидел еще═ несколько минут,

приободрившийся и═ посвежевший,═ и тут же стал подниматься из-за═ стола,

обеспокоенно поглядывая на часы:

═- Мне пора! Если что - я на стройке!

═Василий Иванович═ задерживать его не посмел, хотя,═ наверное, и

полагалось бы выпить═ и по третьей рюмке. Но Анатолий Николаевич меру

знает, да и Василию Ивановичу═ с Лешкой уже будет лишнее - вечером

поужинают и старушек-поварих угостят. Но все═ же═ и безмолвно он Анатолия

Николаевича═ не отпустил. Когда═ тот уже═ пожимал им руки,═ Василий

Иванович═ вдруг попросил═ председателя, хотя еще═ всего минуту═ тому назад

об этой просьбе и не думал:

═- Ты ко мне заскочи,═ скажи═ Анюте,═ что я тут заночую.

═И как-то сразу═ ему полегчало от этого решения═ и от этой═ просьбы - все,

отступать некуда - работа═ закипела, ══вошла в колею,═ все═ хвори-болезни

оставим на потом, Анюта═ должна═ это═ понимать. Да и Василию Ивановичу

так легче:═ в поле,═ на стане═ киснуть ему,═ жалобиться не перед кем.

═- Заскочу, - обрадовался═ такому═ решению Василия Ивановича Анатолий

Николаевич, но все═ же обмолвился═ с опаской: - Достанется═ мне на орехи.

═- Ничего, вытерпишь, - успокоил═ его Василий═ Иванович. - Скажи, тут

кровать пожестче, дощатая,═ как раз═ для радикулитчиков.

═Так с веселыми взаимными подначками они═ и расстались с Анатолием

Николаевичем.

═В загон Василий═ Иванович═ и Лешка══ опять═ встали═ без долгой═ раскачки,

без затяжных перекуров (оба некурящие).═ Ломота в пояснице после═ отдыха

на первых прогонных═ метрах═ с новой═ злостью═ начала было═ тревожить

Василия═ Ивановича, отдаваясь═ острой,═ горячечной болью в ногах,═ но

потом═ притупилась, он перетерпел═ ее, и вскоре═ просто забыл, глядя на

океанские══ хлебные═ просторы. Ветер к обеду═ усилился═ и совсем═ раскачал

и без того широкую═ ржаную волну; она шла от края до края настоящим

девятым═ валом,═ словно═ хотела══ поднять и расплескать над полем

бурунами-брызгами тяжелые, налитые═ спелым═ зерном═ колоски. Но они═ ей не

поддавались,═ кучно клонились к земле,═ понимая, что только там для них

спасение═ и защита.

═Василий═ Иванович,══ не щадя ни себя, ни комбайна, торопился═ им на

помощь,══ и ему опять слышался══ в сухопутном═ их шелесте═ морской гулкий

прибой.

═Попал═ служить Василий═ на самый═ окраешек═ земли, на остров Полярный.

Почти год был в учебке═ на берегу,═ а потом три года═ ходил на подлодках

(и дизельных, и новеньких,═ атомных)═ по морям-океанам.══ Добирались

они до самой Африки, держали в уважении═ все попутные═ страны═ да и

Америку═ тоже,═ не то что нынче - все это═ уважение легкомысленно

развеяли по ветру,═ словно какую-то═ сорную пыль. Василию Ивановичу

обидно:═ на затем он четыре═ года═ носил морскую═ форму с гордой надписью

на бескозырке "Северный флот", чтоб нынче от того═ флота═ остались одни

воспоминания, и любая-всякая мелкая сошка═ могла═ безнаказанно═ обижать

нас, Россию,═ то ли совсем═ уж беззащитную, то ли потерявшую гордость.

═Четыре═ года ходил═ Василий═ по морским═ глубинам, и═ четыре═ года верно

и═ безропотно══ ждала его дома Анюта, иногда не получая месяцами═ писем.

Из морских этих глубин═ ведь не напишешь,═ не пошлешь═ письмо══ на родину

отцу-матери,═ любимой, ненаглядной═ невесте с какой-нибудь птицей

перелетной,═ журавлем или ласточкой. Все это возможно только═ на берегу,

только═ по возвращении из похода.

═Счастье Василию и Анюте выпало═ за═ эти четыре═ года всего одни раз,

когда он приехал═ на побывку.══ Тогда морякам, матросам═ срочной═ службы,

полагался═ обязательный═ месячный═ отпуск.═══ И весь═ этот месяц,═ все эти

быстротечные═ тридцать дней они с═ Анютой═ не расставались, считай,══ ни

на минуту - так соскучились═ оба═ и истосковались в разлуке. В те дни и

загадали═ они во взаимной═ любви═ и согласии, что, как только Василий

вернется домой═ вчистую,══ так сразу═ они═ поженятся.══ Обещание═ свое,

верную═ клятву они сдержали: на десятый═ день по возвращении Василия

расписались в сельсовете, а═ еще═ через десять═ дней сыграли═ свадьбу. Он

на той свадьбе═ был в морской═ форме═ старшины═ третьей══ статьи (Анюта,

Аня, так═ попросила),══ и теперь═ свадебная═ их увеличенная═ фотография

висит в доме═ на самом══ почетном═ месте,═ всегда═ обрамленная═ вышитым

рушником,═ всегда═ под опекой═ и вниманием═ Анюты.

═На сегодняшний день═ с той поры═ прошло без малого═ сорок══ лет. Прожили

они с Анютой═ в согласии и обоюдном═ терпении, без которого крестьянская

жизнь невозможна.══ Двоих детей═ родили, сына═ и дочь, дом построили, и

если бы не вся эта═ нежданная-негаданная═ разруха,═ напасть на

государство, а═ стало быть,══ и на крестьян-кормильцев, то старость

Василию Ивановичу═ и Анюте═ можно═ было═ бы═ дожить в полном═ покое═ и

достатке,══ на отдыхе.══ Но не получается особо═ отдыхать-нежиться:═ и

себя надо кормить, жизнь эту═ стариковскую поддерживать,═ и детям

помогать, ладно, что оба═ они ученые,═ институты позаканчивали. Дочь

Ксения═ с зятем══ в районе═ учительствуют: зарплата грошовая,═ мизерная,

одна насмешка, а не зарплата,═ да и ту═ месяцами═ не выдают.══ Детей═ же

у них, внуков═ Василия Ивановича══ и Анюты, двое, их на ноги поднимать

надо, образовывать, а образование═ это═ нынче,═ наука - вишь какие

кусучие, за все плати═ и плати. В общем,═ надежда═ у Ксюши только на

родителей, на═ огород═ их да═ на домашнее═ хозяйство:═ картошка,

огурцы-помидоры - все свое; молоко, мясо,═ птица═ тоже═ не с магазина, не

с базара - кое-как перебиваются.

═Сын, Ваня, устроился═ малость покрепче. После службы══ в═ армии,═ как и

отец, на═ флоте,═ правда,═ не на═ Северном, а на дальнем Тихоокеанском,

закончил═ специальный═ институте═ по строительству кораблей═ и═ теперь в

Ленинграде-Петербурге═ живет. Поначалу все═ у Вани хорошо складывалось:

специальность═ хорошая, инженерная, квартиру═ получил,═ семьей═ обзавелся,

сыном-наследником,═ а потом═ государство в разорении, в═ полный упадок

пришло: ни кораблей-судов ему не═ надо, чтоб за море═ плавать,═ торговать с

соседями, ни═ сухопутных тракторов-комбайнов, чтоб землю обрабатывать,

кормить самостоятельно своим═ исконным═ продуктом═ население.══ Ваня и

зашатался. Одно время даже завод═ свой ═хотел бросить, в торговлю,

коммерцию═ какую-нибудь═ пойти,═ как многие═ его═ товарищи-сослуживцы

пошли,══ позабыв инженерное═ добытое═ с таким трудом═ учение.══ Пришлось

Василию Иванович═ и Анюте═ и Ваню═ брать═ на помочи.═ Продуктовые

посылки,═ почитай, каждый месяц ему посылали. Картошку,═ соленья-варенья

приспособились через═ проводников на поезде═ передавать,═ деньгами═ тоже,

случалось,═ подсобляли,═ когда продать═ что-либо═ удавалось: все ту═ же

картошку, капусту, кур-гусей или бычка, которого ══все лето═ затем и

держали-выкармливали. Теперь, правда,═ у Вани все вроде бы наладилось:

заказы,═ пишет, им на завод и от гражданских ведомств,═ и от военных

пошли,═ зарплату стали платить══ вовремя═ и вроде бы неплохую.═ Душа за

Ваню у Василия Ивановича═ и Анюты успокоилась немного, хотя═ посылку

нет-нет═ да и спроводят ему - пусть домашней, природной═ еды═ попробуют.

═Василий═ Иванович под мерное═ рокотание═ комбайна═ так увлекся═ своими

размышлениями, что едва не позабыл═ вовремя освободить═ накопитель от

обмолоченной соломы, поставить ее копной-стожком на стерне, и═ Лешке

пришлось напомнить ему об этом, подать сигнал.

═Василий═ Иванович═ опамятовался═ и больше не позволял═ себе думать ни о

чем постороннем,══ да оно и некогда═ было: работа═ опять закипела

горячая,═ неостановимая. Только═ освободился═ от соломы,═ поставил ее в

один ряд с другими копнами-стожками,═ как пора═ зерно ссыпать. Машины,

слава Богу, не задерживались:═ не успеешь махнуть рукой,═ как тут же

ладятся═ под рукав. Вся рубаха═ у Василия═ Ивановича═ изошлась потом,

хоть выжимай,═ лицо обвеялось═ пылью - глаза═ не раскроешь, руки да и все

тело начала одолевать усталость,═ еще, понятно, не═ предельная, когда

хочется═ бросить══ все на свете═ и упасть плашмя═ прямо на стерню возле

комбайна, но уже═ хорошо═ ощутимая:═ каждая жилочка в теле напряглась, как

тетива,═ того и гляди лопнет, каждый кровеносный═ сосуд═ набух,

наполнился═ кровью и═ тоже, кажется,═ вот-вот не выдержит напряжения - и

кровь═ пойдет═ через край.═ Хорошо═ было═ бы═ сейчас═ Василию Ивановичу

включить═ вентилятор,═ остыть, охолонуть,═ но опасно:═ не успеешь

опомниться,═ как протянет═ тебя═ сквозняком, и тогда═ притупившаяся,══ а

может, и вовсе угасшая═ под рабочим напором═ боль═ опять прорежется═ и к

ночи свалит Василия═ Ивановича. А ему═ валиться,═ оставлять═ Лешку═ один

на один═ с полем,═ с океанским═ его хлебным простором═ никак нельзя.═ Он

парень все ж таки совсем══ молодой, неокрепший,═ и случись какая-нибудь

серьезная═ поломка, затор,═ так утонет═ в этом океане,═ и не будет тогда

Василию Ивановичу═ никакого═ оправдания.═ Нет,═ тут уж надо терпеть, не

расслабляться - второе═ спасительное дыхание на подходе, Василий Иванович

это чувствует═ и ждет═ не дождется его всеми═ своими═ натянутыми до

предела═ сухожилиями, всеми кровеносными═ переполненными сосудами.══ А

когда═ оно придет, тогда═ Василия Ивановича═ ничем не остановишь,

победа, как говорится,═ будет за нами,═ скорая═ и непременная.

═Лешка шел за Василием Ивановичем═ впритык,═ соблюдая лишь необходимую

дистанцию. Все окна-дверцы═ в кабинет у него═ были распахнуты, раскрыты.

Что значит молодость═ и сила:═ ничего ей пока не═ опасно,══ не

предосудительно, свободу═ ей подавай, вольный═ полевой═ и океанский

ветер.

═Бились Василий═ Иванович═ с Лешкой═ на хлебной ниве═ за стопудовый

урожай,══ за каждый═ стебелек-колосок,═ за каждое═ зернышко═ до самого

вечера,═ когда уже начали наползать═ сумерки,═ а на хлебах выпала

довольно-таки обильная роса,══ предвестница скорых августовских туманов.

Дальше работать было нельзя:═ повлажневший колос═ не═ отдавал всего зерна,

и такая═ работа═ никому не нужна,═ ведь дело не в том, чтоб скосить

побольше═ да похвастать═ скошенными гектарами, а в том, чтоб скосить

побольше═ да похвастать скошенными гектарами, а в том, чтоб сохранить на

этих═ гектарах═ каждое═ зернышко.

═К полевому═ стану,═ к дощатому══ трапезному═ столу Василий═ Иванович═ и

Лешка═ шли, считай,═ в обнимку: старый═ да малый. Василий═ Иванович

временами опирался на палку,═ расставаться с которой═ пока═ опасался, а

временами═ так и на Лешкино плечо, когда═ вдруг═ неосторожно оступался на

стерне.

═Женщины-старушки, только завидев═ их, сразу═ раскинули на столе

скатерть-самобранку,══ но сами рядом═ опять не сели,═ а запросились═ у

Василия═ Ивановича═ домой:

═- Коровы еще не доены. Вы уж тут без нас как-нибудь.

═- А по сто грамм? - попытался═ на минуту═ удержать их Василий═ Иванович,

все-таки целый день тоже были в поле, намаялись возле═ котлов═ и кастрюль

- снять дневную усталость═ им не помешало бы,═ да сообща═ в вечерний час,

после работы═ оно и веселей.══ Женщины ладно что═ старушки, а крепенькие

все,═ проворные.═ Глядишь,═ после═ ста граммов═ и песню═ бы═ затянули.═ Но

кашевары═ и поварихи на уговоры и═ задержку═ Василия═ Ивановича не

поддались,═ хотя и, чувствовалось,═ что поневоле, по неотложным домашним

обстоятельствам.

═- В другой раз, на обжинках, - твердо═ пообещали═ они Василию═ Ивановичу

и Лешке и, захватив═ сумки-кошелки, дружной,═ говорливой═ стайкой═ исчезли

в сумерках,═ словно какие-то птицы-перепелки.

═- Будем═ холостяковать, - с усмешкой-сожалением объявил Василий═ Иванович

Лешке.

═- Придется, - понял его настроение, но, кажется, не очень═ огорчился

уходу поварих Лешка (были бы помоложе, лет═ по восемнадцати-двадцати,

тогда, понятно,═ иное═ для него дело).

═Пришлось═ Василию═ Ивановичу══ в одиночку═ переживать расставание═ с

подружками═ своими,═ ровесницами.══ А ведь,═ кажется,═ совсем═ недавно═ и

они были ого═ какими═ завзятыми-охочими══ и на работу, и на═ песню! Но

всему═ свое время, тут═ уж ничего не поделаешь.

═По-прежнему не расставаясь═ с палкой, Василий══ Иванович═ заковылял к

рукомойнику.═ Лешка═ догнал═ его на═ полдороге, пристроился═ шаг═ в шаг

и вдруг═ предложил:

═- Может, искупаемся,═ Василий═ Иванович?═ Река-то рядом.

═Действительно, не═ больно широкая, но по-лесному══ глубоководная из река

текла-плескалась всего за сотню═ метров══ от полевого═ стана═ за песчаным

крутым═ оврагом.═ После═ трудового,═ изморного═ дня═ искупаться═ в ней,

омыть═ пропитавшееся, кажется, до самых═ костей═ пылью и потом тело было

ох═ как заманчиво. Неплохо═ бы заодно═ и рубаху══ простирнуть, чтоб за

ночь═ высохла, и═ поутру═ надеть ее═ свежую,═ пропахшую═ речной

быстротечной═ водой.══ Заманчиво все и край═ как необходимо,═ но для

Василия═ Ивановича═ опасно.══ Анюта такие═ его намерения, поди,═ не

одобрила бы. Но и отстать═ от Лешки, не уважить его просьбу Василий

Иванович не посмел.═ Парень он неугомонный, горячий,═ целый день вон═ как

пластался═ на поле═ рядом═ с больным═ и хворым═ наставником, во всем

потрафляя ему7═ Теперь настала═ очередь══ Василия═ Ивановича═ потрафить

Лешке,══ уступить его просьбе═ и желанию. Сам таким был: работа не работа,

а к вечеру═ молодость, озорство═ берет свое,═ бьет,═ полнится═ через

венчик.

═- А═ и пошли! - весело═ откликнулся═ Василий═ Иванович═ на Лешкино

предложение,═ про себя,═ правда,═ решив,═ что плавать-нырять═ в═ речных

глубинах═ он не будет,═ а лишь умоется═ до пояса═ да постирает рубаху.

═Спустились они к речке без═ особых══ приключений, всего раза два═ Василий

Иванович══ и оступился═ на песчаном═ косогоре, но═ каждый═ раз═ Лешка═ был

тут как тут, придерживал его,═ не давая═ упасть.

═На берегу они разделились.══ Лешка═ в одно мгновение разделся═ и═ с

широкого═ разбега═ ухнул-нырнул в реку, по-мальчишески,═ от переизбытка

сил, закричал что-то призывное═ и понятное══ только ему═ одному.═ А

Василий═ Иванович═ отошел═ в сторонку══ и осторожно═ присел на корягу,═ за

которую были привязаны, примкнуты══ на цепях══ лодки-плоскодонки.══ Немного

отдохнув после длинного═ для него и═ трудного══ перехода,═ Василий

Иванович══ приловчился, снял отяжелевшие за день═ сапоги, пыльную,

пропахшую ржаным═ колосом══ и половой═ рубаху═ и стал соображать,═ как бы

получше, без случайных═ болезненных последствий═ постирать ее:══ с лодки

или с бережка, зайдя по колено в═ воду.══ Решил, что все ж таки с бережка

лучше,══ лодка,═ гляди,═ может качнуться,═ Василий═ Иванович══ качнется

вслед за ней═ и═ непременно═ нарушит═ вроде бы устоявшуюся══ за день

поясницу.══ Он так и═ сделал:═ снял,═ вытряхнул от половы═ брюки,

раскинул═ их проветриваться на травку,══ а сам═ с рубахою в руках═ вступил

в прогретую═ солнцем,══ кажется,═ до самого══ дна (вправду говорят,═ как

парное молоко)═ реку. Василий═ Иванович уже окунул═ было рубаху═ в воду═ и

вдруг,═ не понимая,═ как это могло случиться, отбросил ее далеко═ назад,

на берег,═ а сам всей грудью═ и плечами═ упал на речную гладь═ и в

следующее ═мгновение поплыл по-морскому═ широкими══ саженками (у них

говорят - "вразмашку"),══ высоко═ удерживая═ над═ волной═ совсем═ не

стариковское═ свое, крепкое═ еще═ тело. Лешка опять крикнул═ ему═ что-то

призывное,═ одобрительное;═ Василий═ Иванович══ в ответ═ помахал═ ему

рукой, а потом,═ еще═ больше удивляясь своей решимости, в одно дыхание

нырнул в самые дальние═ темные═ глубины,═ словно═ какой-то═ морской═ царь

Нептун-Посейдон, как любил═ и умел═ это делать═ и в детстве-юности═ здесь,

на═ родной═ полноводной═ реке,══ и во время═ флотской═ службы═ в морских

и океанских══ соленых═ пучинах.

═К берегу они с Лешкой═ приплыли═ в паре,═ считай═ наперегонки, и═ тот все

не переставал═ удивляться,═ как здорово═ Василий═ Иванович═ умеет

нырять-плавать.

═- А чего?! - отшучивался,══ отфыркивался Василий═ Иванович. - Чай, не

потону═ еще!

═На прибрежный══ крупнозернистый══ песок══ он вышел═ совсем═ помолодевшим,

крепким (видела═ бы═ его Анюта!), будто Иван-царевич══ из кипящего котла:

ничего═ в его теле═ не болело,══ не давало═ о себе знать прострелами и

растяжками, хоть═ сейчас═ снова═ на флот══ в отсеки═ и═ переборки

подводной═ лодки, "Красавицы Берты", как ее в страхе═ и уважении

называли заграничные═ моряки,═ а еще лучше═ бы на побывку═ к Анюте.

═Пока═ они купались═ и занимались═ постирушками, совсем══ уже завечерело,

на небе══ вспыхнула═ первая,══ пугливая═ еще звездочка,══ повисела

минуту-другую═ над речкою и═ полевым и станом═ и исчезла═ в случайно

набежавшей,═ перистой тучке:═ была═ она, видно,══ звездочкой═ дозорной,

сторожевой,══ и теперь,═ обозрев и разведав══ на земле══ все окрест,

помчалась звать═ своих═ подружек,══ звезд══ поярче═ и═ покрупней,

собранных═ в кучные══ созвездия.

═И вот они,═ одно за другим,═ вспыхнули══ на высоком небе,═ осветили

ржаное,═ золотом и изумрудами══ переливающееся═ под их лучами поле,

выстроившиеся в ряд,═ словно═ земная═ какая══ стража,═ стожки соломы,

убегающую══ ровными рядами-полосами═ к лесу═ стерню и═ сам лес, притихший

к ночи═ темно-зеленой═ листвой.═ Над трапезным═ столом═ Василия═ Ивановича

и Лешки звезды-созвездия═ повисли═ ярко-желтыми лампадками, и под их

сиянием было видно═ все,═ как днем.

═Василий═ Иванович═ и Лешка══ сели на лавках друг═ против друга,

разделенные══ неширокой═ столешницей,══ которая═ была тесно═ уставлена

яствами-вечерей и прикрыта═ льняным рушником-накидкой. Несколько

мгновений═ они сидели═ в полном═ молчании, любовались═ полем дневной

своей═ битвы, которое═ простиралось за станом:═ и уже скошенным, низко

припавшим═ к земле═ стерней,══ и другим,═ еще высоким,══ стоящим стеной,

с нетерпением═ ждущим═ завтрашнего утра,═ чтоб склонить свои

головы-колоски перед═ всемогущим═ комбайном. Наконец Василий═ Иванович

нарушил молчание, снял═ рушник-покрывало═ и сказал Лешке простые,

обыкновенные═ слова,═ которые, помнится, всегда любил говорить за

вечерним═ столом═ покойный═ отец:

═- Давай вечерять!

═- Давайте, - вздрогнул, отвлекся от каких-то своих мыслей═ и дум Лешка.

═Василий Иванович невольно═ залюбовался им:═ его молодым гибким═ телом,

выгоревшей за лето на солнце═ белым-белой головой, его ловкими, не

знающими усталости═ движениями,═ взглядом═ его ясно и далеко видящих глаз.

Через год-два, когда Лешка войдет в полную мужскую силу,═ будет он тут,═ в

селе, надежной═ и незаменимой══ опорой═ Анатолию Николаевичу, наследником

крестьянской, нынче почти повсеместно═ забытой═ славы.

═Василий═ Иванович налил по четвертинке═ стакана═ водки, и они с Лешкой,

звонко═ чокнувшись ими,═ выпили за удачно, без поломок═ и досадных

задержек,══ начатую═ жатву,══ за урожай═ и за здоровье. Когда же немного

отдышались и основательно сытно══ закусили═ не успевшими═ еще остыть

яствами-вечерей, вспомнили═ добрым═ словом═ поварих-кашеваров.═ Василий

Иванович═ опять взглянул на Лешку═ с повышенным═ вниманием, опять

залюбовался═ и загордился═ верным своим помощником,═ словно═ собственным

сыном, Ваней, а потом═ вдруг и спросил его:

═- Леша, а тебе в армию скоро?

═- Осенью, - спокойно, не выказывая═ никакого═ беспокойства═ по этому

поводу, как случается подобное═ с другими═ допризывниками, ответил тот.

═- Да ты что?! - не═ поверил ему═ вначале, удивился═ Василий═ Иванович. -

А я думал, тебе═ всего лет шестнадцать.

═- Нет, что вы, - лукаво, с игрой═ засмеялся ═Лешка. - Это я только на вид

Малец,═ а так═ уже═ в возрасте, в летах.

═Василий═ Иванович══ посмотрел═ теперь═ на Лешку по-иному, не как═ на

озорного деревенского═ мальчишку-мальца,═ которому═ еще расти да═ расти,

набираться═ сил и ума,══ а как на человека почти взрослого, без пяти минут

солдата═ и═ защитника.

═- На флот═ просись, - посоветовал═ он ему. - Там все же═ порядка

побольше.

═- Это как получится, - не стал давать Василию═ Ивановичу═ пустые

обещания═ Лешка. - Меня═ не спрашивают.

═- И то верно, - согласился с ним Василий Иванович, вспоминая, как

призывался сам: о том, что придется служить на флоте, узнал лишь на

призывном пункте,═ когда═ увидел,═ что хлопочут возле их команды,

собираясь сопровождать в поезде, моряки с надписью═ на бескозырках:

"Северный флот".

═Он налил еще по четвертинке стакана, намереваясь выпить за удачную

Лешкину службу, за то, чтобы тот попал непременно на флот и лучше бы всего

на Северный, подводный,═ но потом повременил со словами пожеланиями (это

на проводах надо говорить,═ в последний день,═ а нынче еще рано)═ и

спросил Лешку совсем об ином:

═- А у тебя невеста есть?

═- А как же! - опять озорно усмехаясь,═ отозвался Лешка. - В армию═ идти

без невесты═ нельзя.

═- И чья же, если не секрет? - вел═ дальше═ допрос-дознание═ Василий

Иванович.

═- Какой же тут секрет, - открыл ему сердечные═ свои═ тайны Лешка. - Все

знают═ - Катерина Логунова.

═- Так она же вроде бы еще школьница? - вспомнил Василий═ Иванович═ Катю

Логунову, которая жила на одной═ улице═ с ним и═ каждое утро бегала══ в

школу══ со смешным таким═ портфельчиком-рюкзачком на плечах.

═- Ничего, - рассудительно и дальновидно═ ответил Лешка, - пока отслужу,

Катерина как раз═ и подрастет, на поре станет.

═Василию Ивановичу═ понравилась и эта рассудительность, дальний═ замысел

Лешки, и то, как он называет свою═ подружку-невесту:═ не═ Екатерина -

строго, словно какую царицу-повелительницу,═ не Катя - уменьшительно,

будто═ детскую═ еще, малую девчонку, а Катерина - с должным═ мужским

уважением и как-то по-особому ласково. Вот тебе и Лешка,═ вот тебе═ и

Малец! Катерина эта, если девчонка серьезная и дождется Лешку═ из армии6

не упустит его, так будет за ним,═ как за каменной═ стеной.

═Василий═ Иванович═ вознамерился было═ переменить═ задуманный═ тост и

выпить за верную Лешкину═ дружбу-любовь, чтоб все═ у них с Катериной

сложилось═ хорошо,═ чтоб стойко они═ перенесли══ разлуку,═ не разошлись,

не потерялись══ за═ два долгих года, но Лешка══ вдруг══ отставил═ свой

стакан в сторону══ и сказал:

═- Мне в село надо съездить.

═- На свидание,═ что ли? - сразу═ догадался═ Василий═ Иванович.

═- Да вроде бы, - чуть═ засмущался Лешка. - Договор═ был.

═- Ну, коль был, так езжай.══ Свидание - дело═ стоящее. Только гляди, у

к утру не опаздывай.

═- Постараюсь, - уже═ весь в дороге, в пути, пообещал═ Лешка.

═Он тут же выкатил═ из-за═ будки-времянки мотоцикл,══ который,

оказывается, прятал там═ в березовых═ кустах-подлеске, с═ полуоборота

завел его и вихрем═ умчался в село.══ Нет, заманчивое══ все-таки

дело-молодость,═ глядя═ ему вослед,═ подумал═ Василий═ Иванович.═ Целый

день не вылезал из кабины, не выпускал из рук баранки,══ а наступил вечер,

вся усталость и═ маета═ забыты,═ силы в молодом═ теле═ удвоились,═ а то,

может, и═ утроились, и═ вот уже Лешка мчится на мотоцикле, летит, словно

на крыльях,══ к верной═ своей,═ ждущей═ его где-нибудь в потаенном

условленном месте═ Катерине.

═Пить в одиночку═ Василий═ Иванович═ не стал,══ не было у него такой

привычки.══ От тоже═ отодвинул═ в сторону═ стакан,══ но в будку-сторожку

на ранний═ ночлег не пошел,═ а решил немного═ посидеть еще на лавочке,

подышать свежим═ полевым═ воздухом. Вокруг было тихо и═ мирно, как═ всегда

и бывает═ в такие═ вот июльские═ быстротечные═ вечера. Пахло жнивьем,

хлебом,═ скошенной по обочине═ поля травой,═ отцветающими уже васильками,

цикорием, которые═ попались под ножи комбайна. Хмельной этот, пьянящий

запах смешивался с влажно-луговым═ запахом═ отав,═ что долетал из-за реки,

с правого═ ее═ заливного берега, где═ виднелись в темноте, будто какое

сторожевое войско,═ недавно═ сметанные═ стога.

═На небо, тесня вокруг себя звездочки,═ выкатилась═ почти═ полная═ луна

(маленькая═ щербинка═ была лишь с одного,══ левого края). Она ═зависла

над самой═ головой═ Василия Ивановича═ и тоже═ молча, но с видимым

беспокойством, словно живое═ какое═ существо,═ следила═ за ним,

спрашивала, не нужно ли ему какой═ помощи═ и участия.═ Тишину══ нарушала

лишь═ какая-то═ запоздалая, полуночная птица,═ перепел, наверное.══ Она

вдруг начала торопить Василия Ивановича,═ настойчиво напоминать ему:

═- Спать ложись, спать ложись!

═Птица, конечно, была во всем права: Василию Ивановичу давно пора идти в

сторожку и ложиться на жесткий, очень даже═ пригодный при его костяной

болезни топчан, но он уходить не торопился,═ все сидел═ и сидел═ на

лавочке и все думал и думал об Анюте. Как там она одна?! Корову═ небось

уже подоила, кур-гусей в клетушки═ и насесты заманила и теперь сидит,

горюет═ одна возле═ телевизора. Василий Иванович в последние месяцы═ хоть

и слабый═ ей был помощник в домашних, хозяйственных делах, но все ж таки

живой человек в доме: посоветоваться, перемолвиться словом══ ей было с

кем.═ А теперь вот одна, томится═ около пустоговорящего телевизора.

═Птица-перепел еще раз напомнила ему строгим, но тоже уже полусонным

голосом:

═- Спать ложись! Спать ложись!

═Василий Иванович вздохнул и начал осторожно, прислушиваясь ко═ всему

телу,══ к наболевшим косточкам═ и суставам,═ подниматься с лавочки:

засиделся═ ведь за столом, и теперь косточки эти и суставы запросто могут

стронуться═ в пояснице,═ воспламениться═ новой═ ночной═ болью, которая

подлинными змеями окрутит, сожмет спину,═ метнется в ноги.═ А

обезноженный, как он поднимется завтра утром, как взберется в кабину

комбайна?!

═И вдруг Василий Иванович увидел далеко на дороге═ огоньки═ фар. Они

вначале метались в низинке,═ в овраге, застя своими прожекторными лучами

сияние луны и совсем гася изумрудно-яркие огоньки звезд. Но потом лучи в

едином═ порыве═ взметнулись═ на пригорок,══ и стало ясно,══ что невидимая

в темноте═ машина═ едет именно══ к═ Василию Ивановичу, к полевому═ его

становищу, а не куда-нибудь в другое═ место, по большаку, как═ сперва было

подумал он.

═Василий Иванович,══ придерживаясь за столешницу,═ поднялся ей навстречу:

как-никак, хозяин, и гостя надо встретить═ надлежащим═ образом.

═Гостем оказался Анатолий═ Николаевич.═ Пригасив═ дальний═ свет фар, он

остановил═ машину═ чуть в стороне от стола и, сгибаясь под какой-то ношей,

не═ то сумкой,═ не то оклунком-узелком, стал приближаться═ к Василию

Ивановичу.═ Тот, бросив═ свою опору,═ вполне терпимо и твердо═ сделал по

направлению к Анатолию Николаевичу два-три шага═ и вдруг узнал═ в довольно

тяжелой═ его ноше═ домашнюю═ их с Анютой═ сумку.

═- Вот, принимай гостинец, - весело и бодро сказал Анатолий Николаевич,

скрывая═ за этой═ нарочитой═ бодростью немалую═ свою тревогу══ за Василия

Ивановича: все ли тут═ у него═ ладно, не лежит═ ли он плашмя,

инвалид-инвалидом?

═Василий═ Иванович принял сумку══ из рук в руки,═ но сразу═ не раскрыл ее,

а═ подержал чуть-чуть на весу,═ чувствуя, как утомленные═ его руки, а

через них═ и все тело═ обволакивается каким-то радостным лечебным теплом.

Ах, Анюта, душа═ Анюта!═ Надо же, гостинец передала,═ полную сумку

всяких═ припасов!

═- Как там она? - обеспокоенно спросил он.

- Плачет, - немного с подначкой═ ответил Анатолий═ Николаевич.

- А что, - с радостью═ принял его подначку Василий Иванович. Может, и

плачет.

Он наконец раскрыл сумку и═ первым делом═ извлек оттуда сменную рабочую

рубаху,═ чисто постиранную и даже выглаженную утюгом, потом трехлитровый

бидончик═ молока, потом аккуратно═ сложенные (и еще теплые)═ любимые

дрожжевые══ оладьи Василия Ивановича, а на самом дне россыпью,═ наверное,

десятка три яблок,═ белого налива. До сегодняшнего═ дня они с Анютой

яблок этих═ с дерева не снимали,═ хранили═ для Ксюши═ и внуков,═ которые

обещались вот-вот, в ближайшее воскресенье нагрянуть в гости. Яблоки нынче

тое уродились богато, сочные,═ наливные, каждое размером═ в два кулака.

Пчелы, позарившись═ на них,═ иногда═ проходили насквозь,══ столь сладкими

и медоносными они были.═ Но сегодня═ Анюта, вишь,═ не выдержала и, готовя

гостинец Василию Ивановичу,═ сорвала═ десятка═ три самых крупных и

янтарно-спелых яблок.═ Доподлинно знает═ она, сколь══ хорошо отведать их,

утолить жажду в пыльной═ и душной═ кабинет═ в разгар═ рабочего дня.

═Василий═ Иванович взял одно, прохладное═ уже═ к ночи,═ в руки,═ но

надкусывать не стал,═ а лишь,═ бережно═ сжимая═ в ладони,═ ощущая

живительную═ его, омолаживающую═ силу, опять про себя═ подумал: "Ах,

Анюта, душа═ Анюта!".

═Потом он опамятовался, начал приглашать Анатолия═ Ивановича═ за стол,

угощать его яблоками:

═- Садить, выпьем═ по рюмочке.

═- Пожалуй, и сяду, -═ не посмел═ отказаться═ Анатолий═ Николаевич, тоже

пока храня═ яблоко═ в ладони═ нетронутым.

═За столом он чуть-чуть расслабился,═ потерял═ свой грозный═ начальственный

вид: ═чувствовалось, что задень Анатолий═ Николаевич═ безмерно устал,

мотаясь по хозяйству, вникая═ во все дела, поладки и неполадки,═ за

которые он одинаково═ в ответе.═ Это только тот, кто по-настоящему═ не

понимает,═ не видит═ его неподъемно-трудной═ работы,═ может сказать, мол,

все═ председателю позволено,═ все доступно,═ знай себе командуй═ да

повелевай.═ А кто видит и═ понимает,═ тот не позавидует: каждое утро

поднимается он в половине пятого,══ а то и раньше═ и весь день══ на ногах,

нет ему ни минуты покоя,═ ни минуты═ отдыха,═ всюду═ надо поспеть, всюду

вникнуть, перед═ людьми═ в грязь═ лицом═ не ударить,═ с районным

начальством═ и всякими прочими═ предводителями, которые всегда═ хотели═ от

села═ урвать как можно больше, а дать ему как можно меньше (а то и вовсе

ничего не═ дать), сладить, сговориться. Вот и сейчас═ уже одиннадцатый

час,═ но Анатолий═ Николаевич не при доме,═ не при семье,═ а ублажает

хворого═ и немощного═ Василия Ивановича, опасаясь как бы═ тот совсем═ не

вышел из строя═ в самом═ начале═ жатвы-страды. Нет, вот только на таких

мужиках,═ как Анатолий═ Николаевич,═ как Лешка, да, может, маленько еще и

на таких, как═ Василий═ Иванович,═ предпенсионных,══ излетных, и держится

нынче═ брошенное═ всеми═ на произвол судьбы═ и обобранное село.

═Выпили═ они с Анатолием Николаевичем═ по-честному, сразу═ по полстакана

крепкой══ хлебной водки,═ не скрывая═ дневной═ своей═ усталости. Таиться

им друг от друга═ не приходится,═ оба на виду -═ что есть,═ то есть - в

давнем═ взаимном═ товариществе,═ хотя═ Анатолий═ Николаевич, конечно, и

помоложе Василия Ивановича═ лет на десять. Закусывали, правда, порознь:

Анатолий═ Николаевич═ всеми яствами-припасами, что были на столе и прибыли

гостинцами═ от Анюты, а═ Василий═ Иванович одним лишь═ яблоком, к которому

наконец═ притронулся.══ И таким═ сахарно-вкусным═ оно ему показалось,

таким═ желанным,═ что действительно, хоть бросай═ здесь все на стане═ и

возвращайся вместе═ с Анатолием═ Николаевичем═ в село на короткий═ ночлег

к Анюте.

═С полей дохнуло легкой═ вечерней═ прохладой, но Василий═ Иванович ее

забоялся: для═ здоровья человека она в радость и желание,═ а для такого,

каким обернулся нынче═ он, немалая═ опасность, подловит

нежданно-негаданно, и опять═ заляжешь═ в лежку,══ как медведь в берлоге.

Хорохориться, показывать свое геройство перед Анатолием═ Николаевичем

Василий═ Иванович═ не стал, а распахнув,═ расправив═ на ветру═ присланную

Анютой═ рубаху,═ надел ее,═ просторную и═ удобную в работе, пахнущую═ еще

горячим, огнедышащим═ утюгом. И сразу═ он почувствовал═ себя крепче═ и

здоровей под ее защитными═ складкам и туго═ застегнутыми═ пуговицами.

Сохраненное═ тепло═ окутало═ поясницу, отогнало боль, и Василий═ Иванович

опять осознал═ себя молодцом, героем.

═Он сидел напротив═ Анатолия═ Николаевича═ с зажатым в руке═ яблоком,══ с

радостью и вниманием═ наблюдая, как тот основательно,═ по-крестьянски

закусывает, вечеряет.══ Дома, поди, ужинать ему уже═ будет некогда: скорее

бы добраться до постели═ да уснуть═ изморенным═ чутким сном.═ Отвлекать

Анатолия═ какими-либо случайными, праздными═ разговорами,══ наверное,══ не

стоило. Василий═ Иванович долго и не отвлекал его, не трогал, сидел═ себе

смирно,═ настороже, словно═ охраняя от набегов ветра,═ от излишне═ яркого

сияния ═звезд и луны═ неторопливую═ вечерю-трапезу═ Анатолия═ Николаевича

(может, за весь день и═ ест-то впервые═ по-настоящему).═ Но когда═ тот

отодвинул═ в сторону═ алюминиевые походные═ миски-тарелки═ и тоже надкусил

сахарно-сочное яблоко белый налив,═ он все же не выдержал и спросил

Анатолия Николаевича, потому═ что вопрос═ был не случайным и совсем не

праздным:

═- Если Лешку═ к сентябрю═ выдернут═ в армию,═ что будем═ делать?

═- До Покрова не выдернут, - твердо, как о деле давно обдуманном═ и

решенном, сказал Анатолий═ Николаевич.

═- Откуда═ знаешь? - все же до конца═ не поверил═ ему═ Василий═ Иванович.

═- В военкомат ездил, договаривался.

═- И что, договорился?

═- Договорился, - после═ недолгого══ молчания═ ответил Анатолий

Николаевич. - Я же═ не═ с пустыми═ руками═ ездил.

═Теперь настала═ очередь молчать Василию Ивановичу. Он и молчал, наверное,

минуты две-три, теребил в руках похолодавшее вдруг═ яблоко, наконец

спросил, стараясь во всем понять Анатолия Николаевича:

═- Берут?

═- А то нет! - вдохнул, должно быть, вспоминая нелегкие свои переговоры═ в

военкомате Анатолий Николаевич. - Деньгами,═ конечно, опасаются, да═ где

у нас с тобой═ те деньги!═ А вот═ продуктами, харчами взяли за милую душу!

═Василий═ Иванович ничего не сказал═ Анатолию Николаевичу,═ не похвалил

его и не пожурил, видя, что тому и без его журбы-похвалы тошно: мужик он

воспитания строгого═ и в прежние═ годы никуда и ни к кому с

харчами-подарками═ не ездил,═ старался═ решать все по уму,═ по

справедливости. Но где═ теперь═ взять того ума и той справедливости, все

ушли,═ канули═ в ночную темень,══ и никакого═ дела по новым═ крикливым

временам не решишь═ без унизительных для нормального человека подношений.

А ведь могли же в военкомате и без них войти в положение═ Анатолия

Николаевича, и═ Лешку, пока не закончится уборочная страда, а потом пахота

под озимые═ и посевная, не трогать. Кормиться-то,═ есть хлебушек надо и

нынешней немощной армии, и этим полуармейским чинам из военкомата. Но,

похоже, им хочется есть не только═ хлебушек, а и еще что-либо внакладку,

чтоб═ с маслицем и икоркой. Вот и приторговывают═ они такими═ безответными

деревенскими ребятами, как Лешка,═ которые═ на альтернативную службу,

выносить горшки═ за хворыми стариками,═ не просятся, идут, куда═ посылают,

хоть в Афганистан, хоть═ в Чечню.

═- Ты Лешке пока ничего не говори, - словно догадываясь═ о невеселых

мыслях Василия═ Ивановича,══ попросил Анатолий Николаевич.

═- Понятное═ дело, что не скажу, - пообещал тот, - Чего парня зря

волновать.

═Они посидели═ еще минут пять-десять═ за столом, перемолвились немногими

словами══ о завтрашнем уборочном дне,═ о необходимых его═ нуждах,═ но о

Лешке═ больше═ не вспомнили,══ оба чувствуя═ перед ним═ вину, как взрослые

чувствуют═ ее перед малыми══ беззащитными еще═ в жизни═ детьми.

═Расстались они═ накоротке, без долгого═ прощания.═ Анатолий═ Николаевич

лишь═ крепко═ пожал руку Василию Ивановичу═ да сказал,═ уже направляясь

к═ машине:

═- Ты не рвись через силу.

═- Да какая там сила! - вздохнул Василий═ Иванович. - Была═ да ушла, - но

самому═ все же стало приятно═ от такой═ почти═ отеческой═ заботы Анатолия

Николаевича:═ старый═ что малый - ему требуется участие═ и═ защита.

═Машина═ стронулась с места═ осторожно, с раскачкой и начала втягиваться в

петляющую═ между═ хлебов═ дорогу═ не так быстролетно,═ как мчалась сюда.

Дальнобойными фарами она не пригасила ни звезд,═ ни═ луны,═ а лишь не

больно═ цепко выхватывала впереди══ себя═ две═ узенькие═ колеи.═ Василий

Иванович═ долго══ смотрел ей вслед, цепляясь══ взглядом за═ сигнальный

красный═ огонек,══ похожий═ в ночи══ на звездочку, и ему═ казалось, что

старенькая эта, колхозного═ еще═ происхождения машина совсем

по-человечески устала═ за день═ всем своим═ железным организмом═ и теперь

с трудом═ пробивается по пыльной═ песчаной═ дороге,═ мечтает═ лишь об

одном - о скором═ отдыхе и ночлеге.

═Василию Ивановичу═ тоже пора было═ думать о ночевке. Сложив на краю стола

яблоки горкой, чтоб Лешка, когда═ вернется, мог их увидеть и надкусить

самое═ спелое,══ он проковылял в сторожку.═ Топчан себе Василий═ Иванович

выбрал в углу═ подальше═ от двери═ и окон,═ от возможного ночного

сквозняка,═ поправил,═ подравнял═ жесткий армейский матрац,═ прикрытый

темной═ какой-то ═накидкой═ и стареньким═ байковым одеялом.══ Заманчиво,

конечно,═ было постелить═ домашнее выделенное═ ему═ Анютой белье, чтоб

совсем═ уж царственно═ после купания и вечерней лекарственной рюмки водки

понежиться═ на нем,══ но Василий═ Иванович лишь══ помял белье═ в руках,

пошуршал═ им в пальцах, вдыхая═ крахмально-чистый запах простынь и

цветастой наволочки,══ и решительно положил═ под подушку.═ Пусть лежит,

напоминает═ ему о доме, об Анюте, а═ Василий═ Иванович══ перебьется═ и

так,═ по-походному, на одной лишь накидке: все ж═ таки,═ купайся═ не

купайся, а всю полову, остюки с себя не смоешь,══ тут банька═ бы нужна═ с

хорошей═ парилкой, с мочалками-терками,══ чтоб все тело промыть-пропарить

до последней, изношенной в работе═ косточки.═ Но это все потом,═ после

уборочной страды и═ пахоты.══ Тогда уж простынки, наволочки═ Василию

Ивановичу подай, он на них и понежится,═ и поцарствует, а пока нечего себя

баловать, расслабляться: страда═ есть страда, сражение. Солдат═ же (тем

более матрос) во время ═сражения══ на простынях не спит,═ он лишь мечтает

о них.

═Любил Василий═ Иванович так во, наедине с самим═ собой,═ помылить,

порассуждать═ в уме о жизни, о ее дальних и═ ближних поворотах. Анюта

сколько раз еще с молодых времен,═ застав═ его за такими

мыслями-рассуждениями, подшучивала:

═- Гляди, заблудишься!

═- Не заблужусь, - приходил в себя Василий═ Иванович══ и иной раз делился

своими помыслами с Анютой. Она - женщина чуткая - понимала его во всем═ с

полуслова и, случалось, тоже постепенно═ увлекалась какими-нибудь

рассуждениями═ Василия Ивановича, и тогда они совместно как будто

отправлялись в дальнее═ подводное═ плаванье.

═Василий═ Иванович половчей приладился на топчане, уложил поясницу

на жестком═ матраце,═ радуясь, что вроде бы нигде═ у него ничто всерьез не

болит,═ а лишь томится от усталость. Но это дело привычное, к утру

пройдет. Он стал опять думать об Анюте, тревожиться за нее:═ как там она в

одиночестве, все ли хорошо═ в хозяйстве, в доме, не случилось ли чего, к

примеру, со светом. А то═ сколько раз бывало, сядет лишь Анюта смотреть

какую-нибудь═ передачу по телевизору, а свет возьми и погасни: пробки

перегорят═ или═ что-либо═ не заладится═ на подстанции. Анюте═ в таком

происшествии без Василия Ивановича никак не обойтись.

═Потом он перекинулся мыслью на детей и внуков. Ксения, Ксюша, все

обещается и обещается приехать,═ привезти внуков,═ но все что-то ее нет и

нет.═ А как бы═ хорошо было заманить старшего, Сережу, сюда, в поле, чтоб

поездил с дедом══ в кабинет═ хотя═ бы денек, посмотрел, какой═ силой и

терпением дается хлебушек.══ Парень он любознательный,══ к технике

наклонность и тяга═ есть.

═Неплохо бы, конечно, чтоб и Ваня со своими подъехал. Тот сам на комбайн

бы сел,═ подменил═ совсем═ расшатавшегося═ Василия Ивановича. До армии и

институтской═ учебы═ он с отцом не раз в паре работал. Умения своего═ и

сноровки, чай,═ не растерял по петербургским городам═ и весям.═ Но это уж

мечтания совсем═ далекие.═ У Вани работа ответственная,══ и просто так, за

здорово живешь его домой на побывку═ и помощь══ отцу не отпустят...

═С мыслями об Анюте, детях и═ внуках Василий═ Иванович═ и уснул, причем

так твердо═ и крепко,═ как не спал с самой═ весны,══ ос страды весенней,

когда они с Лешкой═ в два═ трактора ═пахали залежи═ под яровые,═ силосную

кукурузу═ и картошку.

═Как и во сколько═ пришел Лешка, Василий Иванович не слышал. Но когда═ он

проснулся═ рано поутру, в половине═ пятого,═ Лешка═ был═ уже на месте,

спал, свернувшись калачиком,═ на ближнем═ к двери═ топчане. Василий

Иванович,═ осторожно═ пробираясь к выходу, на минуту задержался возле

него, поправил одеяльце,═ сползшее на═ пол, и не смог═ сдержать

вздоха-улыбки. Дитя дитем═ еще Лешка и спит совсем═ по-детски, сладко

посапывая и в забытьи═ чуть═ причмокивая═ губами.═ Глядя на него, даже не

поверишь,═ что днем Лешка═ преображается, словно вырастает из дитяти во

взрослого двужильного═ мужика,═ и работает на═ комбайне вровень (а то и

лучше) с Василием═ Ивановичем.

═Будить его Василий═ Иванович═ не стал. Пусть═ поспит═ еще═ полчаса,═ а

то,═ может,═ и целый час,═ пока солнышко═ высушит═ росу,══ все═ равно

начинать работу по росе═ нельзя.═ Утренние═ эти═ полчаса-час══ для Лешки

самые═ сладкие═ и отдохновенные: говорят, как раз═ в это время к

утомленному, усталому человеку═ приливает-возвращается сила, и особенно к

такому═ молодому, юному,═ как Лешка,═ которому, поди,═ снится сейчас,

вспоминается Катерина, тайное═ свидание═ с ней═ в укромном,═ засекреченном

месте.

═Возле рукомойника Василий═ Иванович,═ прежде чем═ умыться

холодно-студеной водой, минуту постоял,═ чутко прислушиваясь══ к старому

своему═ телу, проводя ему строгий технический осмотр, как любил он иногда

подшучивать сам над собой. Усталость от вчерашнего, зачинного дня,

конечно,═ чувствовалась,═ ломило и плечи,═ и поясницу,═ но боль вроде бы

затаилась и лишь при неосторожно-резком движении═ просыпалась, давала о

себе знать,═ норовя подкосить горяче-огненным жалом ноги. Но, в общем-то,

было терпимо, сносно. Заговаривая═ утреннюю═ эту,═ пробную═ еще боль,

Василий═ Иванович даже незлобно═ посмеялся над ней: "Ладно тебе,

привязалась, смола!"═ Но про себя-то он знал, что все зависит от

сегодняшнего, второго═ в работе═ дня:═ втянется═ он в нее, одолеет,

пересилит═ соблазн ══опять залечь═ под присмотром═ Анюты═ на домашнюю

больничную койку, и, глядишь, дело пойдет, после═ и дни═ перестанешь

считать - страда ведь, горячо═ на ней═ и жарко, не до болезней.

Умывался Василий Иванович долго (моряк без воды═ жить не может),

по-утиному═ фыркал и отдувался. Правда, рукомойником═ старался особо не

греметь,═ чтоб звонким═ этим в утренней═ тишине═ звуком═ преждевременно

не разбудить Лешку. Потом он так же долго═ и тщательно, до═ ярой красноты

и тепла═ в теле═ растирался═ льняным полотенцем,═ заботливо═ оставленным

возле рукомойника═ старушками-поварихами. Наконец надел рубаху,═ за ночь

не═ потерявшую (так крепко, на одном боку спал он до самого═ утра)

утюжно-стойкого═ своего═ запаха, и, лишь для блезиру опираясь на палку,

вышел═ на край поля.

═- Вставать пора! Вставать пора! - запоздало═ встретил его заполошным

криком, должно быть, вчерашний сторожевой═ перепел.

═- Да встал уже! Встал! - простил ему═ это опоздание═ Василий═ Иванович. -

Чего кричишь?!

═Перепел виновато замолчал═ и спрятался═ где-то═ на том, не скошенном

пока краю поля в непроходимых ржаных дебрях.

═Нет ничего милей═ и краше на свете═ утреннего══ ржаного поля в начальные

дни жатвы! Солнце встало еще только═ в полкруга═ далеко═ на горизонте,

огненно-красное,═ молодое, тоже хорошо══ отдохнувшее═ за ночь. Медленно и

сторожко поднимаясь на═ небе, оно лишь═ изредка═ посылает═ на дремлющую

еще═ землю══ тоненькие свои═ лучи,═ играет ими на капельках═ застывшей

повсюду росы:══ то возгорится изумрудной ═искоркой═ на тяжело

склонившемся налитом колосе, то вспыхнет,═ словно═ засмеется,═ на колючем

стебельке придорожной═ ожины-ежевики, то пробежит═ быстролетучей═ струйкой

по золотисто-спелой═ стерне, пересчитывая═ и умножая в уме каждый═ ее

расточек.═ Нестойкий, летний еще туман испуганно прячется от солнца═ по

низинкам и оврагам, зависает молочно-пенной═ пеленой═ над речкою и лугом.

Тишина═ вокруг стоит═ какая-то═ надмирная,═ лишь изредка═ нарушаемая

пробным═ криком═ рано проснувшейся птицы.

═Любил Василий═ Иванович═ в такие═ вот минуты═ постоять═ на краю═ поля,

вдохнуть от земли═ и невысоко═ еще═ поднявшегося═ неба

живительно-целебного═ запаха═ черноземного═ грунта,═ полевых и луговых

трав,═ молодой═ стерни, тающего═ прямо на глазах тумана, запаха

всходящего солнца, учуять который дано, может,═ и не каждому═ человеку.

Голова═ и грудь,═ в которых прячется человеческая душа,═ от такого

вдоха-восторга═ наполняется чистотой и легкостью,═ а тело возвращенной═ и

удвоенной═ силой.

═Василий═ Иванович═ и сегодня, словно═ в каком поклоне-молитве, постоял на

опушке═ скошенного поля,═ набираясь═ от земли═ и неба═ для души чистоты и

легкости, а для тела непобедимой═ силы, и лишь после этого неторопливо

пошел к комбайнам.

═Они стояли═ в загоне, будто две═ парные═ птицы, два притаившихся═ во ржи

перепела.═ Стараясь не вспугнуть их, Василий═ Иванович═ осторожно, но

внимательно осмотрел все механизмы полуптиц-полумашин, остывших и

отдохнувших за ночь,═ прикоснулся═ к влажно-росным бокам, к шнекам,

словно═ покормил═ перепелов═ с руки. Потом взобрался═ в кабину своего

комбайна, но заводить═ сразу не стал,═ а еще═ несколько минут сидел в

тихом молчании, теперь═ уже═ с высоты═ окидывая═ взглядом все═ полу и

примеряясь,══ где приземлить после═ стремительного═ взлета перепелиную

раньше восхода═ солнца═ проснувшуюся═ стаю.

═Пока═ Василий═ Иванович так вот молчаливо═ сидел═ в кабине, блаженствовал

в эти последние═ перед═ началом═ рабочего═ дня минуты,═ солнце═ поднялось

уже в полный круг, роса═ под разгоряченными его лучами быстро опала,

колос поднялся на упругих стеблях,═ колокольно═ зазвенел═ при каждом

порыве═ утреннего,═ только берущего разбег ветра.═ Василий Иванович

тронул ключ зажигания═ и завел комбайн. Мотор═ на холостых оборотах

зарокотал вроде═ бы тихо, вполголоса - Лешка═ от такого═ рокота-воркования

проснуться═ не должен бы. Но как только═ Василий═ Иванович включил

передачу и, опустив═ шнек, стронул═ комбайн═ с места, Лешка═ тут же═ и

проснулся. Обмолоченное зерно═ еще не успело═ ударить первой═ своей

россыпью в барабанно═ тугие═ стенки═ бункера,═ а он уже═ бежал по колючей

стерне═ к своему комбайну, запахивал на ходу═ рубаху и что-то═ кричал

Василию Ивановичу (должно быть, обижался,═ что тот не разбудил его и начал

работу один). Василий═ Иванович═ оглянулся═ на═ его тоненькую, гибкую

фигурку,═ и Лешка═ в эти═ мгновения═ показался ему во всем похожим на

молодого═ перепела-подлетка, еще только═ пробующего подниматься═ на крыло.

Василий═ Иванович═ ответно сквозь═ шум мотора крикнул═ неугомонному

своему═ напарнику:

═- Не торопись, я═ подожду!

═Он действительно притормозил комбайн, стал ждать, пока Лешка взберется в

кабину, заведет и═ прогреет мотор,═ чтоб потом═ уже вдвоем, крыло в крыло

лететь-парить═ над утренним осиянным═ лучами═ солнца═ полем...

═...Второй день жатвы они одолели═ с Лешкой еще с оглядкой, с разминкой,

но═ потом втянулись═ в работу═ уже в полную силу═ и накал,═ когда═ ни о

чем другом, кроме═ жаркой═ этой,═ неусыпной═ работы, думать и мыслить

некогда. Все болезни-стенания вышли═ из Василия Ивановича═ вместе═ с

потом,═ будто═ их и═ не было═ вовсе.═ Он напрочь═ забросил═ палку═ и

теперь ходил,═ вышагивал по полю, словно какой журавль,═ на окрепших,

твердых ногах.═ Поварихи-старушки не могли нарадоваться на него,

посмеивались,══ прихорашивались за обедом═ и ужином:

═- Ты смотри, жених женихом!

═Василию Ивановичу═ приятны═ были эти═ их насмешки. Действительно, чего уж

он так═ поддался══ пустяшным своим болезням, завел стариковские костыли,

не на шутку пугая═ ими Анюту. А оно, вишь, какое простое лекарство═ от них

нашлось: каждодневная, от зари до зари работа, жатва, страда. К тому же

вон какая═ урожайная,═ богатая, грех жаловаться на болезни: работай,

трудись до седьмого, восьмого и девятого═ пота - и опять почувствуешь себя

человеком, женихом, старушки зря злословить не будут.

═А уж потом и═ накипью═ за время нынешней═ страды Василий═ Иванович

изошел,═ как, может, никогда до═ этого═ и не исходил.═ Две═ рубахи

сгорели, сотлели на нем═ до самого═ последнего рубчика.═ Анюта═ едва

поспевала передавать через═ Анатолия Николаевича═ новые.

Кепка-восьмиклинка тоже═ вся выгорела═ и═ иссушилась,═ вопру═ менять на

новую,═ ненадеванную,═ но это ведь надо ехать═ в город, ходить═ по

магазинам-базарам,═ а когда═ оно сейчас ехать - работа, страда, не

оторвешься ни на одну минуту,═ не то что на день. Это все потом, по осени,

после жатвы можно═ будет и сходить,═ и съездить, обзавестись обновой, а

пока и так сойдет,═ не велики═ баре, работать надо,═ хлебушек═ добывать,

который даром, налегке═ никогда═ и никому═ еще═ не давался.

═Старенькие,══ основательно═ изношенные═ в колхозные═ времена═ комбайны,

конечно, ломались у них с Лешкой - и не раз. Как во время страды можно без

поломок?!═ Но, слава Богу, не опасно, по мелочам.══ Главное, моторы,

хорошо перебранные═ еще═ в зиму,═ работали═ без особых сбоев═ и═ починок.

═Дома за это время═ Василий═ Иванович═ был всего лишь дважды. Один раз

пришлось гнать═ комбайн═ в мастерские: потребовалось подварить лопнувшую

подвеску═ шнека. Занимался═ сваркой═ самолично Анатолий═ Николаевич,

сменив═ председательское═ свое одеяние, белую═ рубаху-безрукавку и такую

же белую═ фуражку-одуванчик на рабочую видавшую виды═ робу, которая всегда

хранилась у него═ в кабинете. Лучшего сварщика,═ сварного,═ поди, не

найдешь во всей═ округе. В молодые═ годы═ Анатолий═ Николаевич после

окончания═ профтехучилища═ мотался по комсомольским стройкам,═ работал

сварщиком═ на Братской═ ГЭС, на═ прокладке═ газопроводов,═ на сооружении

мостов═ и тоннелей. Это уже потом, когда романтика из него маленько

повыветрилась, он═ остепенился,═ закончил═ сельхозинститут и навсегда осел

в родном═ селе.

═Полностью доверив═ комбайн═ Анатолию═ Николаевич, Василии Иванович═ в тот

день ═и сбегал домой на час-полтора, повидался═ с Анютой══ да пообедал

домашним═ привычным обедом. Заглянуть же в сараи═ и клетушки, проведать

кур-гусей, поросенка,═ придирчиво, по-хозяйски═ посмотреть,═ не порушено

ли там чего, не поломано ли, времени у него уже не было. Лешка═ пластался

в поле один, и═ Василий═ Иванович═ спешил═ как можно═ скорее═ ему в

подмогу и напарники, досадуя═ на═ нежданную эту═ поломку-задержку.

═Вторая побывка═ у Василия═ Ивановича оказалась подлинней, часа на три, а

то, может,═ и на все четыре.═ Вдруг═ набежала на дальние участки, в

подлесье, где они═ тогда с Лешкой═ работали, грозовая темная═ туча.

Заметного ущерба═ хлебам═ она═ не причинила,═ была уже какой-то негромкой,

предосенней, но дождем-ливнем═ омыла═ все окрест основательно. Комбайны

встали: надо было дать ржаным, житним полям,═ в подлесье═ на редкость

тучным и═ урожайным, подсохнуть, отряхнуться от дождевой небесной═ влаги.

Анатолий═ Николаевич═ на ту пору═ как раз появился с машиною возле

комбайнов. Он и умчал,═ развез═ Василия═ Ивановича и Лешку═ по домам.

═Побывка вышла куда как удачной.═ С утра приехала═ наконец═ в гости Ксюша

с детьми.═ То-то было радости═ от свидания и встречи:═ грозу, непогодь

пережили совместно, как, случалось, переживали ее═ в давние годы, когда

все жили под одной═ родительской═ крышей.

═Малая Анечка═ и Сережа, которому шел уже двенадцатый год, как только

гроза затихла,═ сразу ринулись в сад за белым═ наливом═ и ранними

сливами-скороспелками, а взрослые═ остались в доме,═ беседовали

по-семейному обо всяких жизненных делах:═ что в городе? что в селе?═ что

пишет Ваня из столичного Санкт-Петербурга-Ленинграда?

═Василий Иванович с детства, еще при отце-матери, любил такие═ вот

семейные═ сходы-собрания. Редкие, правда: в деревенской жизни при хорошей

погоде, ведре собираться некогда, разве что так вот, как нынче,═ в

непогодь, в грозу и═ бурю или═ в зимнюю заметь. Отец, помнится, любил

рассказывать о довоенном═ своем мальчишестве, еще о колхозном, вольном,

которое он немного═ застал,═ а потом уже═ и о колхозном,

разорительно-тяжком, о войне. И как-то так у отца всегда═ получалось, что,

о═ чем бы он ни рассказывал,═ а непременно сворачивал на работу:═ что и

как делали, в какую пору, в какие═ сроки, как пахали, сеяли, убирали

урожай, молотили цепами (Василий═ Иванович═ и сам вдоволь═ помахал ими в

детстве═ и юности), как мололи на водяных,═ после, во время

коллективизации,═ по нерадению═ и глупости═ разобранных═ мельницах.

═Жизнь отцу выпала═ недолгая.═ На войну он ушел═ в самом═ начале,═ еще

холостым, неженатым═ парнем.═ Воевал в саперах. После═ говорил, что всю

войну прополз на брюхе. Много раз был ранен, калечен.═ Саперам ведь на

войне доставалось, может быть, даже═ и побольше,═ чем другим: при

отступлении═ уходят═ последними - часто никем не прикрытые, ставят

заградительные мины; а при наступлении,═ наоборот, идут в бой первыми -

расчищают═ минные═ поля. Домой отец вернулся летом сорок четвертого года

без ноги до колена, с изувеченной, беспалой═ правой рукой, ═внутри тоже

все было═ постреляно и порвано. К осени он женился на матери, которая тут,

в деревне, пережила оккупацию, натерпелась═ и страху, и═ голоду, - и вот

подарил жизнь Василию Ивановичу═ и младшей═ сестренке═ Варьке,═ синеокой

такой══ в детстве, конопатой девчонке. Теперь она, правда, выровнялась,

конопушки свои═ растеряла, замуж удачно вышла, когда═ училась в

сельскохозяйственном, агрономическом═ техникуме, за разбитного

парня-волгаря, Пашку, и═ уехала с ним═ на далекую═ низовую Волгу под самую

Астрахань.

═К увечьям═ своим отец═ относился═ стойко.═ Пахал, сеял наравне с другими

мужиками, жалобиться═ не любил.═ Но внутренние его, сокрытые раны═ с

годами═ все больше и больше═ давали о себе знать, пока═ и не одолели

вконец. Умер он, едва-едва дожив до пятидесяти лет.

═Мать═ задержалась чуть подольше.═ Но═ тоже по-настоящему состариться не

успела, покинула Василия═ Ивановича═ с Анютой═ и Варьку═ всего на

шестьдесят первом═ году. А ведь могла бы жить еще═ и до сих пор,

правнуков═ нянчить.

═Жили отец с матерью в═ вечном═ труде,═ в домашних и═ колхозных═ заботах.

Отдыха═ у них и═ было-то═ всего,═ что посидеть в доме,═ пережидая

непогодь═ и зимнюю══ заметь,═ да еще═ в праздник,═ когда работать═ с

топором,═ вилами═ или косой═ грех и═ запрет,═ можно только══ по дому

скотину обихаживать,═ печки-лежанки топить.══ В труде═ отец══ с матерью

и померли,═ другой,═ леностной══ жизни═ не мысля себе и не представляя.

═Не представляет═ ее себе═ нынче═ в надвигающейся старости═ и Василий

Иванович.

═Когда он опять═ засобирался═ в поле, Сережка стал проситься═ вместе═ с

дедом.═ Женщины,═ Анюта и Ксюша,═ гусынями встали═ на═ пороге,═ мол, куда

и зачем тащишь парня:═ простудится══ на═ сквозняке,═ пыли══ наглотается,

а скоро в школу.══ Но Василий═ Иванович═ поддержал═ Сережу:

═- Ничего, пусть привыкает!

═Покойный отец тоже с малых лет приучал═ его к работе:══ и плуг доверял, и

борону, и коня.═ И ничего опасного с ним═ никогда═ не═ случалось.

Наоборот, закалился═ в крестьянской работе═ на свежем═ воздухе и в армии

вон в моряки═ попал,══ в подводники.═ А туда═ хилых═ да слабых не берут.

Это после, в зрелых═ уже годах═ Василий═ Иванович малость═ расхристался,

мелкими═ всякими═ болезнями═ стал болеть.

═Своих детей Василий Иванович по примеру отца к работе, к труду приваживал

еще вот такусенькими,═ чтоб не белоручками росли,═ не бездельниками.

Человек по-настоящему становится═ человеком═ только═ в труде, повседневном

и непрестанном. От безделья же══ и праздности он зверь зверем.═ Ваня═ и

Ксюша═ в люди, в учителя═ и инженеры, может, только═ потому═ и выбились,

что с детства трудились рядом═ с отцом═ и матерью.═ Лет с пяти и гусей═ на

выгоне═ пасли,══ и огород Анюте полоть═ помогали, и═ случалось,═ целыми

днями с отцом в кабине трактора или═ комбайна═ ездили. Это сейчас Ксюша в

материнстве своем═ немного забыла═ о тех днях,═ страшится═ за детей через

меру,═ что на═ свежем═ воздухе═ их не продуло,═ дождем═ не омыло.═ А от

дождя, между═ прочим, растут... Сама в детстве═ о том не раз говорила.

═В общем, победил все-таки Василий Иванович женщин, выхватил Сережу из

домашнего полона, увез в поле на жатву. Три дня и три ночи жил Сережа при

нем. Собственноручно, лишь под малым присмотром Василия Ивановича и Лешки,

водил комбайн, наравне═ со взрослыми обедал полевым сваренным на

кухне-времянке═ обедом,═ и ни разу ни от борща,═ ни от каши═ не отказался,

не привередничал,═ как случалось то сплошь и рядом в домашних городских

условиях. Спал Сережа═ на отдельно═ выделенном ему топчане,═ голова═ к

голове═ с Василием Ивановичем, и не жаловался, что твердо ему и мулко;

едва прислонит голову═ к подушке═ и уже посапывает,═ здоровья═ и силы═ во

сне набирается, растет. Вообще Сережа═ парень═ башковитый,═ всю науку

дедову,═ технику═ на лету═ схватывает, дважды═ ему повторять не═ надо, к

живой═ природе тоже тянется, любопытствует. Чуть увидит где незнакомый

какой═ цветок или травинку, сразу═ бежит к Василию Ивановичу, спрашивает:

═- Это что такое, деда?

═- Цикорий, - отвечает Василий Иванович.

═- А это?

═- Хвощ.

═- А это?

═- Трава-повилика.

═Останься═ Сережа═ жить в деревне, из него═ бы знатный═ хлебороб

получился, замена Василию Ивановичу,═ подмога Лешке,═ но вряд ли═ об этом

даже мечтать═ можно.═ Определится═ Сережа, скорее всего, в═ какие-нибудь

программисты, компьютерщики═ и о цветке,═ голубом═ цикории, о редких

своих поездках══ к деду в село═ лишь═ вспоминать═ будет. Хорошо бы, чтоб

хоть со вздохом и тоской. И никуда от этого не денешься,═ так нынче

устроена и поведена жизнь. Ваня с Ксюшей тоже вот в деревне не осели,

хотя и рождены в ней═ и воспитаны;═ жизнь, учение═ на другие дела их

поманили. Оскудевает крестьянская земля людьми, старится.═ Едоков по

городам-весям много, а кормильцев, - раз-два и обчелся, Василий═ Иванович,

да Лешка, да неугомонный Анатолий Николаевич, который, того и гляди,

надорвется раньше сроку═ в борозде, как изработавшийся конь в постромках,

когда, сколько его уже═ ни понукай, сколько ни без кнутом,═ а с места он

не сдвинется, плуга не потянет - все, силы═ и жизнь═ вышли вконец.

═А ведь как хорошо, к примеру,══ тому же Василию Ивановичу═ было бы═ жить

в деревне══ всем их крестьянским родом,═ в три семьи: они с Анютой, Ваня с

женой═ и детьми и Ксюша═ со своими. Они бы тут, ого, как развернулись:═ ни

одного═ клочка не осталось══ бы не вспаханного,══ не═ засеянного═ и не

убранного. Рядом с родительским подворьем═ Ваня и Ксюша возвели═ бы свои

дома, хоть деревянные, хоть новомодные, кирпичные,═ а потом, глядишь, и

внуки поставили бы терема-хоромы. Жизнь в деревне═ и укрепилась бы, пошла

по новому═ кругу, солнцевороту.

═Пока Сережа был в поле, обучался работать на комбайне, спал голова к

голове с Василием Ивановичем,═ тот═ об этом только и думал, загадывал,

строил несбыточные═ планы, воздушные терема, взамен подлинных, твердо

стоящих на земле. Водился═ за ним такой грех - унестись мечтами Бог знает

куда. Может, работа его механизаторская тому способствовала. сидишь за

рулем или за рычагами: мотор рокочет себе, напевает, как не помечтать под

его═ пение о чем-нибудь сбыточном, а чаще всего несбыточном,

заманчиво-далеком и от этого особенно желанном.

═Вот и в эти три дня мечтал-загадывал Василий═ Иванович═ далеко,═ много

дальше возможного, и сладко═ ему было═ от тех мечтаний, как═ невообразимо

сладко═ было═ когда-то во время═ подводных═ морских и океанских плаваний

думать-мечтать и часто═ видеть═ во сне═ Божий свет, ночные═ звезды═ или

полученное═ яркое═ солнце,═ которое═ встретить их, обогреет и обласкает,

когда они наконец══ вынырнут═ из глубоких═ холодно-темных морей и океанов.

═Но на═ четвертый═ день Ксюша не выдержала, сама заявилась в поле══ на

стареньком их расшатанном═ велосипеде═ и выманила, вытребовала═ Сережу═ в

село.═ Мол, домой═ пора ехать, в школу══ пора готовиться, стричься,

учебники в порядок приводить, да и бабушка соскучилась по внуку,

переживает,═ как бы с ним чего═ не приключилось═ на жатве.═ Второй раз

победить хитроумных женщин Василию Ивановичу═ не удалось, не═ удержал═ он

при себе═ Сережу, надежного своего помощника и продолжателя крестьянского

рода. Умыкнула его Ксюша═ на велосипеде,═ словно═ на птичьих══ материнских

крыльях.═ А ведь до школы═ еще целых═ две с половиной недели, успел бы

Сережа═ и постричься, и учебники═ в порядок привести. Но с Ксюшей═ особо

не поспоришь:═ женщина═ она строгая и назидательная - учительница,═ одним

словом.═ Сережа═ прошел с Василием Ивановичем══ последний═ круг,

попрощался══ с Лешкой══ да═ и уехал═ под учительской═ этой опекой═ на раме

велосипеда═ в село. То-то бабке═ Анюте будет радость.

Василий Иванович с Лешкой опять═ остались в поле═ наедине. Работали,

считай, от зари до зари, испепеляя на солнце комбайны и испепеляясь сами.

Время поджимало,═ торопило, осень═ действительно не за горами. По утрам

все чаще и чаще начали опускаться туманы, нехолодные еще═ и нестойкие, но

все равно тревожно было от них: вдруг солнце не пробьется сквозь═ дымную

пелену-тучу, зависнет высоко в небе; вдруг задрожит уже по-настоящему,

по-осеннему,═ хлеба начнут ломаться═ в стеблях, колос падать к земле,

чернеть, а ведь как жалко каждый этот колосок, каждое═ зернышко,

выращенное═ с такими═ трудами═ и стараниями.

═Лешка на что уж молодой и═ двужильный,═ а и тот начал═ приуставать,

молчком все делал, без прежних задорных разговоров═ и перекличек.═ К

Катерине═ своей, понятно, ездил, но не каждый день, как═ в начальные дни

жатвы, а с перерывом, иногда так и на целую неделю. Она, кажется, понимала

его и не неволила, не капризничала═ (по крайней мере, Лешка═ на нее═ ни

разу не пожаловался),═ сама ведь═ девчонка═ деревенская,═ знает, что такое

страда-уборка, отцу-матери небось и при жатве, и при молотьбе помогала,

руки свои белые лебединые за спину не прятала: и серп ими═ держала,═ и

перевясла═ крутила, и снопы═ в копы-полукопы складывала.

═О Василии Ивановиче и вовсе говорить не приходится. Радикулитная═ его

боль вроде бы ушла, выветрилась с нутряной═ солью и потом, кости и суставы

притерлись и работали═ без сбоев, ни разу═ их не заклинило и не

застопорило,═ но к ночи, к последнему кругу полустариковское, изношенное

тело═ Василия Ивановича приходило в такое напряжение и усталость, что,

казалось,═ сил не хватит, чтоб зажигание═ выключить.

═Вечерних бесед-разговоров═ они с Лешкой═ теперь почти═ уже не═ вели,

звезд на небе не считали, под лунным сиянием═ не таились. Отработают,

кое-как второпях═ поужинают и скорее на топчаны. Лишь═ однажды═ случился у

них недолгий, но какой═ памятный═ разговор.═ Виной тому═ был Василий

Иванович. Чем ближе подступала осень,═ тем все больше═ задумывался он о

скором расставании с Лешкой,═ о проводах═ его в армию.═ Дни уже начал

считать до Покрова, до намеченного военкоматом и откупленного═ Анатолием

Николаевичем срока. Худо тогда будет Василию Ивановичу одному, по всем

статьям худо: что недопашут они с Лешкой═ вдвоем,══ что недоуберут (а ведь

подсолнух еще═ стоит, кукуруза══ на зерно),══ придется Василию Ивановичу

допахивать все и доубирать без напарника, в единый-самотний═ трактор и

комбайн. А начнется ремонт, опять Василий═ Иванович═ будет в одиночестве,

словом не с кем в мастерской═ перемолвиться. Вот Василий═ Иванович═ и

затеял═ с Лешкой═ беседу, словно старался═ наговориться═ впрок, на долгие

два года═ разлуки.═ Уже лежа в темноте,═ на топчанах,═ он задел Лешку═ все

тем же неразрешенным═ вопросом, все о том же самом═ больном═ для них - об

армии.

═- Леша, - спросил Василий═ Иванович, чуя: что напарник его еще не спит, а

лишь задремывает,═ томится═ в преддверии═ сна. - А вот если═ бы тебе

предложили═ служить в наемной, контрактной═ армии, пошел бы?

═- Нет, не пошел бы, - сквозь═ дрему, но четко и решительно═ ответил

Лешка.

═- Чего ж так? - любопытствовал═ дальше═ Василий═ Иванович.

═- А то вы не знаете═ - чего, еще тверже, совсем уже по-мужски,

по-взрослому сказал Лешка. - За деньги Отечество не защищают!

═- Но ведь в других странах═ приспособились, - не═ сдавался Василий Иванович,

- и ничего - довольны.

═Лешка на минуту═ задумался, притих в═ темноте,═ будто═ уснул,═ а═ потом

вдруг═ и завершил═ случайный═══ их разговор:

═- А у них Отечество другое!

═У Василия Ивановича═ от этих слов прямо-таки═ дыхание═ перехватило. Вот

тебе и Лешка, вот тебе═ и Малец,═ в очередной═ раз удивился═ он своему

напарнику. Сорок═ лет тому назад,═ когда═ Василий═ Иванович═ сам шел═ в

армию,══ еще не разоренную,══ грозную,═ когда═ повсюду возвышались

лозунги: "Служба в армии -═ есть почетный долг═ и обязанность каждого

гражданина═ СССР!",═ он до таких══ мыслей не додумался. Шел, потому что

надо было, потому═ что все шли. А Лешка═ при нынешней══ разоренной═ армии

и═ разоренной, разграбленной державе додумался и идет служить═ вон с каким

настроем═ и пониманием Отечества, долга═ и обязанностей═ перед ним.

═А то, что Отечество═ у нас иное - это сущая и непреклонная правда. За

деньги оно не продается и не покупается, сколько═ бы═ ни находилось══ на

него ловких продавцов-покупателей. Настанет═ минута (непременно

настанет!), и═ все они═ сгинут,═ пропадут,═ как наваждение═ и мор,═ а

останется═ одна лишь═ наша═ чистая═ и первозданная═ земля,═ а на ней

чистые душой, первозданные══ русские═ люди.══ И уж защищать═ такое

Отечество, веру═ его православную встанет═ всяк и═ каждый, от мала до

велика,═ от Северных, Балтийских═ морей до Тихого═ океана,══ и никто не

устоит перед его защитниками. Разве можно отдать═ в полон и поругание

такую землю,═ ее тучные══ хлеба, урожаи, ее высокие═ леса, тихие═ речки═ и

луговые═ озера, ее великие города═ и малые═ села, ее вольный ветер═ и ее

согревающее,═ дающее всему жизнь солнце?!═ Да Василий═ Иванович,

несмотря на свои хвори═ и старость,═ первый пойдет,═ встанет═ в ряды═ ее

оборонителей, хоть в подводной═ родимой═ лодке, где ему знакомы═ и не

забыты═ до сих пор каждый═ отсек и каждая═ переборка, хоть в═ пешем

строю, в ополчении═ с самой обыкновенной═ крестьянской═ рогатиной═ в

руках. А все потому, что, прав Лешка Малец, Отечество у нас не в пример

другим странам,═ особое, болевое═ и чистое,══ как ребячья слеза,═ одним

словом - Россия.

═Больше Василий═ Иванович Лешку═ никакими═ разговорами═ не терзал, не

бередил ему душу. Она═ у него═ и без этих═ разговоров (было═ видно и

ощутимо на каждом шагу)═ болела═ и тревожилась перед скорым,═ первым в

жизни═ расставанием═ с родным═ селом, с отцом-матерью,══ с Катериной.

Лешке надо набраться═ в эти последние═ дни силы═ и терпения══ от осенней,

плодородной═ земли, от голубого,═ прозрачного неба над ней, от ночных

звезд и═ полуденного солнца,═ от родительского дома.═ А в разговорах,

пусть даже══ самых важных и═ заглавных, неодолимой═ силы═ этой═ и терпения

не наберешься - тут нужно═ молчание, тишина, чтоб душа═ полнилась ими,

лучезарным═ их светом,═ будто═ в═ коленопреклоненной═ молитве.

═...К осени, к начальным═ дням═ сентября зерновые══ они с Лешкой═ убрали:

и рожь, и пшеницу,══ и просо с гречихой, и═ кукурузу на зерно. Анатолий

Иванович - мужик═ рачительный, дальновидный, всего у него было═ посеяно

понемногу. Замысел═ любому═ крестьянину понятный:═ не уродит, к═ примеру,

рожь, жито, глядишь,═ уродится═ гречиха, ═просо или═ кукуруза, или═ совсем

уж вроде бы необязательный, почти сорный злак - горчица. В советские

времена═ заставляли═ ее═ сеять═ по указке, по разнарядке сверху,═ из

сельхозуправления, из райкома═ партии - злак сорный,═ а без него тоже на

столе═ не обойдешься,═ хочется ведь иной раз═ чего-нибудь остренького,

резкого, особенно если за столом═ праздничным,══ гулевым, под рюмочку

водки.══ Нынче═ же═ Анатолий Иванович═ посеял горчицу═ самостоятельно, по

доброй═ воле - цена-то на нее═ повыше, чем═ на хлеба,══ на рожь═ и

пшеницу.══ Продукт, считай, заграничный, редкий, приправа,══ одним словом,

а без приправы -═ горчица, перца или хрена - обеда не бывает,═ все

пресным будет и безвкусным.

═Пока═ Василий═ Иванович и Лешка═ убирали хлеба═ и злаки, Анатолий

Николаевич мотался═ по городам═ и весям, искал═ покупателя на них.═ Именно

покупателя, которому═ хлебушек══ позарез нужен для прокормления,═ для

жизни,══ а не перекупщика, хитрована и═ прощелыгу, которому═ лишь нажиться

надо на═ крестьянских трудах.═ И нашел-таки═ Анатолий═ Николаевич═ этого

покупателя (молодец, дважды═ и трижды молодец!).═ Откуда-то из южных

областей (чуть ли даже═ не═ из Украины),═ где═ в этом году═ случилась

сильная═ засуха,══ и своими урожаями им не обойтись, до новины═ не

дожить,═ пошли═ бортовые машины═ и═ самосвалы,═ оборудование═ брезентами

под дальнюю══ перевозку═ зерна.

═В сентябре══ Василий═ Иванович══ с Лешкой══ пересели═ с комбайнов═ на

трактора, взялись за пахоту, а потом═ и за посевную озимых. И═ опять все

у них═ получилось в лад. Главное, погода не подвела: осень═ стояла

солнечная,══ тихая,═ не задождило,═ не пошло═ все окрест слякотью и

болотным══ месивом,══ когда═ нечего даже и думать о том, чтоб вывести═ в

поле трактора:═ они вязнут и═ пробуксовывают═ на каждом═ шагу,═ не говоря

уж о поломках,══ досадных и═ частых.

═Дождик═ пошел═ как раз═ вовремя,══ к окончанию пахоты═ и посевной. Причем

теплый═ такой,═ почти весенний,═ дружный,═ благодать═ истинная,═ а не

дождик.═ Посевы═ под его щедрым орошением═ в три-четыре═ дня проклюнулись

вначале слабыми, бледными═ расточками,═ а потом═ зазеленели, закустились,

тоже дружно, наперегонки. Нет, все-таки══ Бог есть на свете, существует, и

если═ крестьянин, человек, не ленится, работает═ на земле═ с прилежанием и

честью,═ то он всегда═ на его═ стороне, всегда═ пойдет ему навстречу═ и

выручку:═ когда надо, пошлет солнце═ и ведро,═ а когда надо - обильный,

многодневный═ дождь.

═Обласканные═ осенним═ ярко-горячим еще солнцем, омытые═ благодатными

этими дождями Василий═ Иванович═ с Лешкой══ загнали═ трактора═ в ангары, а

комбайны под высокие═ навесы и═ разошлись наконец══ по домам.

═И вот в самый═ канун Покрова,═ проснувшись еще затемно, Василий═ Иванович

твердо,═ но без═ излишнего═ нажима, объявил Анюте, которая, поднялась

раньше═ его и уже═ растапливала═ печку:

═- Схожу-ка═ я,═ Анна Васильевна,═ в баню!

═- В город, что ли? - отставила в сторону ухваты═ Анюта.

═- А то куда же?! - вздохнул Василий═ Иванович,══ и Анюта═ чуть виноватый

этот═ его вздох═ во всем поняла.

═В город Василий═ Иванович═ вынужден═ был налаживаться═ в общем-то по

своей собственной═ вине,═ недосмотру, а═ еще больше по окаянной

радикулитной болезни, которая на долгие═ месяцы═ приковала его к

безвылазному═ сидению══ в═ доме, не давая ничего делать═ по хозяйству,

даже═ самого неотложного, первостепенного.

═А таким═ первостепенным делом═ значилась у═ Василия═ Иванович══ еще═ с

весны═ баня, вернее, даже═ не вся баня,═ а только═ старинного══ литья и

ковки═ котел, который давненько уже (может, года полтора-два тому назад)

начал заметно═ подтекать,═ а потом и потек═ вовсе,═ когда наливать в═ него

воду═ и кипятить ее═ до горячего, обжигающего пара═ стало═ никак

невозможно. Причем потек═ в самом═ неудобном, в недоступном═ месте -═ в

поддоне. Дырочка образовалась,═ прогорела, пошла по краям ржавчиной═ вроде

бы═ и малюсенькая, всего═ в═ гвоздик-шестидесятку окружностью, но котел

вышел из строя,═ вода═ вытекала из него═ струйкой═ довольно-таки

заметной, заливала, гасила огонь═ в печке.══ Надо было═ котел═ срочно

ремонтировать,═ поставить надежную заклепку. Но пока Василий Иванович

думал-размышлял, как═ к зловредной дырочке═ пробраться,═ чтоб печку

нисколько не порушить,═ не задеть в основании, пока думал,═ кого

пригласить в помощники (один═ ведь окаянную эту заклепку не поставишь,

надо звать Лешку, а так жалко═ отвлекать парня по пустякам, или Анатолия

Николаевича - так того═ совестно, все-таки начальство, ему недосуг

лазить по печкам-котлам), наступила пахота-посевная, а потом═ скрутила

Василия Ивановича болезнь -═ не до котлов═ ему стало,═ не до

банек-парилок.

═А баня у них знатная,═ на все село═ она одна-единая уцелела═ такая.══ Все

остальные═ порушены═ были, разорены, раскатаны═ по бревнышкам═ еще в

коллективизацию-раскулачивание. Есть баня═ на задах огородов, стало быть

кулак, опасный для сообщества═ человек - на Соловки его, на строительство

Беломорканала,══ откуда═ отпуска═ и возврата нет и быть не может. Но у

Василия Ивановича баня сохранилась. Как и каким образом,══ о том ему

доподлинно═ уже═ и неведомо, отец - и тот всей═ правды не знал. Может,

просто Бог миловал,═ случалось═ ведь и такое═ даже в те разрушительные

времена...

═Баня, по преданиям, была═ построена═ еще прадедом Василия═ Ивановича

(кстати, тоже Василием Ивановичем),══ человеком═ рачительным,═ в жизни

стойким и предприимчивым.═ Место для бани═ прадед═ и полный тезка Василия

Ивановича выбрал куда как удачное:═ в конце═ огорода на самом берегу реки,

чтоб и воду было═ носить недалеко═ и сподручно,═ и после жаркой,

огнедышащей═ парилки═ сразу безоглядно═ бултыхнуться-упасть═ в═ реку,

закаляя тело и душу. Прадед, говорят, в самые═ лютые═ крещенские морозы

окунался в нее,═ словно═ крестился═ заново.

═Соорудили баню на дубовых═ стоянах-опорах═ из толстенных,═ в человеческий

обхват ольховых бревен,═ которые, как известно, хорошо держат влагу.

Настоящий жилой дом, терем, а не баня!═ На две═ половины, мужскую и

женскую, разделенные═ печкой═ и котлом.══ Семьи═ ведь в старину═ были вон

какие:═ на пятнадцать-двадцать человек, если ждать═ очереди═ на помывку,

то ни воды═ не хватит, ни дров, ни═ телесного терпения.

═Предбанник═ тоже был═ просторный═ и тоже на две═ половины,═ сообщавшиеся

между собой═ неширокой дверью-бойницей.══ Это на═ тот случай, чтоб после

помывки-парилки═ можно было═ сойтись═ уже всем═ семейством══ хоть на

мужской, хоть на женской половине, посидеть═ в отраде═ за липовым

непромокаемым═ столом, попить═ хлебного остужающего квасу═ или хмельного

пива,═ которое═ в старое время умели═ варить в любом доме.

═На крышу бани, на высокий═ ее гребень══ был вознесен═ на шестке петушок -

золотой гребешок с деревянным═ цеберком в клюве. Всем своим гордым,

непобедимым видом, широко═ раскрытым═ клювом═ и еще═ шире═ распушенным

хвостом-опереньем══ петушок═ манил,═ призывал любого-каждого═ обитателя

дома, начиная═ от главы═ семейства, деда-прадеда, и═ заканчивая═ самыми

крошечными,═ малолетними внуками-правнуками, в баню═ на горячую помывку,

под березовые и дубовые═ веники.═ Перед его═ соблазнами═ и═ призывами

никто,═ понятно, устоять не мог:═ в субботу═ налаживался в баню и стар и

мал,═ выбирал═ себе═ веник═ по вкусу и весу, плескал на раскаленные═ камни

настоянный на травах и═ кореньях═ квас,═ взбирался на широкие, раскатистые

полки,═ чтоб поблаженствовать там═ после праведных═ крестьянских═ трудов.

И была субботняя та, всенародная баня═ самым═ великим═ семейным

праздником,═ очищением══ души═ и тела.

═После═ бани петушок - золотой гребешок в равнодушии═ и═ унынии═ на

гребне,═ на высоком═ шестке══ не маячил,═ а изо всех природных своих сил

поздравлял═ каждого═ помытого═ и распаренного до последней═ жилочки,

будто заново═ рожденного═ человека, с═ этим праздником,══ распушивал еще

шире хвост и сам тоже обновлялся, молодел══ петушиной═ своею душой. Может

быть, именно═ потому═ и═ стоит═ он вот уже полтора века на гребне, на

коньке═ бани - и ничего══ с ним не случается. А═ коль не случается═ с ним,

то═ не должно═ бы ничего═ плохого═ случиться═ ни с баней, ни с домом

Василия═ Ивановича,═ ни со всем═ крестьянским неутомимым══ миром.

═Но вот═ же случилось, произошло, котел не выдержал═ огненного накала,

потек (хорошо еще, что не лопнул),══ и всему виной═ Василий═ Иванович.

Деды-прадеды═ до такого═ состояния═ его не довели═ бы, не═ допустили бы

самой═ малой══ поломки, потому═ как котел═ этот,═ баня - основа и

продолжение═ их жизни...

═Когда═ Василий═ Иванович═ стал полновластным═ наследником═ и хозяином

подворья, он за баней═ следил поначалу, может,═ и не═ хуже

дедов-прадедов,═ подновлял на ней кровлю,═ лубяное═ цеберко в клюве══ у

петушка, лавки и подмостки, а потом═ вдруг стал═ незаметно сам для себя

упускать все═ из виду,═ и особенно после того,═ как не больно обширное═ их

семейство разъехалось, сын═ и дочь═ отделились,═ приспособились жить по

большим═ и малым═ городам, а они с Анютой═ остались одни-одинешеньки.

Баню теперь они, случалось, заводили═ не каждую═ субботу,═ и не то чтобы

ленились таскать воду, разжигать═ печку, а ═как-то══ не было в═ одинокой

их жизни═ праздника,═ хотя петушок - золотой гребешок══ криком кричал

на шестке, звал, манил в дедовскую баню-горнило. Но они не слушали═ его,

обходились подручными средствами:═ нагреют в чугунке═ воды, ополоснутся

кое-как над корытом - и дальше в работу, в труды═ непрестанные. А любое

строение═ или═ даже вещь без═ частого,═ ежедневного употребления стареет,

приходит в негодность как бы сама по себе.═ Человек═ точно так же: если

вознамерится он сиднем сидеть,═ сложа руки, ни═ за═ холодную воду,═ ни за

вилы,═ ни за топор,═ так тут═ же в считанные дни и═ состарится, вконец

изнеможет.═ Василий═ Иванович, правда,══ опустив руки вроде═ бы никогда и

не сидел,═ в праздности не═ жил, а вот, надо же, тоже прохудился, залег

пластом на все лето с радикулитной══ хворью,═ лежень-лежебока, отставной

барин-белоручка.═ А прохудился он, прохудилась без должного догляду и

баня.═ Хотя, Бог его знает, может, все и наоборот:═ прохудилась,

порушилась старинная дедовско-прадедовская баня,═ порушился и он,

крестьянский наследственный═ человек.

═Но как тут теперь ни думай, ни размышляй, а═ налаживаться═ Василию

Ивановичу═ в баню═ надо═ было в город за десять дальних═ километров.

═- Анюта, - попросил,═ приказал он, - тельняшку═ не забудь═ положить,

гостинец внукам!

═- Да уж положу, - маленько даже и с усмешкой,═ и с подначкой═ ответила

Анюта.

═Знала она эту═ мореходную страсть Василия═ Ивановича: в праздник═ после

помывки═ стопки═ ему не налей, а тельняшку═ вынь да положь,═ иначе и

праздник не в праздник.═ В морской═ тельняшке, туго облегающей помытое,

распаренное тело,══ чувствовал себя═ Василий═ Иванович═ всегда

помолодевшим (а то и совсем═ молодым), сильным и═ непобедимым. В первые

его по женитьбе годы носил он тельняшку═ свою,═ привезенную с Северного

флота, побывавшую с ним═ в подводных═ посейдоновских и нептуньих═ глубинах

и═ счастливо вынырнувшую оттуда. Носил═ Василий═ Иванович═ в выходные

праздничные═ дни и брючки-клеш, и голландку, и═ флотские══ ботинки с

крючками-зацепами на щиколотках═ (для═ быстрого обувания═ и прочности

специально═ для матросов═ были придуманы), и вечный,═ казалось,═ бушлат с

латунными═ пуговицами,══ на═ которых гордо═ и═ непоколебимо═ возвышались

якоря.═ Всякий раз хотелось Василию Ивановичу═ надеть еще═ и бескозырку═ с

развевающимися═ на ветру ленточками и бередящей═ всегда═ ему═ душу

надписью "Северный═ флот",══ а поверх═ голландки на литые═ еще тогда

плечи накинуть═ фланельку, где═ тремя═ бессмертными═ полосками═ были

обозначены три главных сражения-победы═ русского флота: Чесма, Чиноп и

Гангут.══ Но бескозырку и═ фланельку═ он лишь примерял,═ выходить═ же═ в

них на праздничную улицу═ считал невозможным: бескозырку═ и фланельку

полагается носить моряку═ срочной,═ боевой═ службы, ═а отставному,

находящемуся═ в запасе, на земле и суше, негоже,═ не полагается═ по уставу

и морской═ чести.══ Зато надевал Василий═ Иванович всегда, туго опоясывал

талию,═ именно блюдя и сохраняя эту честь, флотский ремень с надраенной

до лунного сияния═ бляхой, на которой═ еще прочней,═ чем на пуговицах,

укреплялся главный═ неподъемный═ сухопутным человеком═ якорь.══ Моряк═ б

без флотского ремня - не моряк:═ он и в сухопутной═ береговой═ жизни

отличает его от любого-всякого гражданина, заставляет вести═ себя

подобающим═ образом,═ помнить всегда и всюду, кто ты есть и что ты═ есть,

и═ что тебе═ в свое═ время═ морская═ мощь и═ твердыня═ державы═ были

доверены═ не зря.

═С годами, конечно,═ все флотские═ доспехи═ Василия Ивановича

износились, перешли из праздничного в рабочее, повседневное═ состояние.

Частью износил он их сам,═ частью дети, и в первую очередь Ваня,═ который,

чуть подрос,═ днями не расставался (а иногда═ так═ и клал рядом с собой на

ночь)═ с бескозыркой═ и фланелькой, словно предчувствуя обязательную═ свою

морскую═ службу.═ Но по больше части═ износили═ форму═ Василия Ивановича

участники═ художественной═ самодеятельности, которая тогда═ еще═ бытовала

в сельском═ их клубе.═ Чуть вознамерятся играть═ деревенские═ великие

артисты (и,═ вправду, бывали великие) какую-нибудь═ пьесу, а в ней моряка

с "Авроры" (откуда же еще?!),═ сразу бегут к Василию Ивановичу, просят:

дай на вечер на постановку боевую свою форму.═ Душа═ у него мягкая,

податливая:═ как не дать,═ как не выручить ребят,══ да и самому══ всякий

раз═ отрадно было посмотреть на лихого этого революционного матроса с

"Авроры", который═ щеголял,═ совершая═ революцию,═ в его═ бескозырке и

бушлате.

═ И все же не бравые матросы-балтийцы, не Ваня окончательно истребили

флотскую форму Василия Ивановича. Истребила ее Анюта, душа и сердце его -

Анюта. Как только вернулся Василий Иванович со службы, так вдруг

пристрастилась она все в той же художественной самодеятельности вдвоем с

подружкой своей и одноклассницей (матерью, между прочим, той самой

Катерины, которую пристально так опекает сейчас Лешка) Марусей танцевать

морской танец "Яблочко". Его, понятно, надо бы и полагалось бы танцевать

ребятам, но смельчаков таких и умельцев среди них не находилось. А вот

Анюта с Марусей, облачившись в морскую форму, решились. (У Маруси старший

брат, Игнатий, много раньше Василия Ивановича служил на Черноморском флоте,

и форму сохранил). Все село собиралось посмотреть на безудержный этот

танец двух морячек. Анюта тоненькой тогда была, хрупкой (она и сейчас

почти такая же), но форма сидела на ней, как влитая, как на нее шитая.

Бескозырку Анюта надевала,═ заламывала тоже по всем, перенятым от Василия

Ивановича правилам - на два пальца от бровей, широко-разлетных, будто

морская неутомимая чайка парит над голубым разливом Анютиных беспокойных

глаз, в которые, если нырнуть, так никогда не вынырнешь обратно, не

захочешь вынырнуть, навсегда останешься в подворных их глубинах и

водоворотах.

═Никогда Василию Ивановичу не забыть быстролетный тот Анютин танец,

морское "Яблочко", перебор-перестук ее каблучков, неутомимую чечетку,

широкий размах белоснежных рук-крыльев, глубокое и частое дыхание, которое

потом, после танца, успокаивалось лишь на груди и плечах Василия

Ивановича.

═Помнит те танцы и то неостановимое дыхание, конечно, и Анюта. Если бы не

помнила, то так не хранила бы и не берегла тельняшки Василия Ивановича и

не подавала бы их ему в праздничный день всегда чисто постиранными и

поглаженными. Главным помощником ей в этом бережении был Ваня, сам

моряк-тихоокеанец. (Это не каждой женщине выпадает такая удача, чтоб в

доме сразу два моряка-побратима, отец и сын. Анюта о том тоже никогда не

забывала и братство их берегла еще крепче, чем тельняшки Василия

Ивановича.) Когда старые тельняшки изнашивались, Ваня в

Ленинграде-Санкт-Петербурге всегда добывал новые, причем подлинно морские

(он-то в этом деле толк понимал), двойной вязки из чистейшего первородного

хлопка.═ Добывал Ваня и морские ботинки с крючками-зацепами для выхода

Василия Ивановича в праздничные дни куда-нибудь в гости рука об руку с

Анютой или на торжественное собрание в клуб по случаю завершения

уборки-страды, где Анатолий Николаевич непременно поощрял его за

труды-старания, когда добрым словом, а когда и подарком-премией. Про такие

же случаи, как нынче, и вовсе говорить не приходится: в город Василий

Иванович идет, в большую, как любит говаривать Анюта, баню, тут уж ему без

морских ботинок-скороходов никак нельзя.

═ Снарядила Анюта Василия Ивановича в поход за считанные минуты, как будто

заранее знала, что поход этот непременно свершится, и готовилась к нему

со всем прилежанием. Все у Анюты обнаружилось, под рукой: и тельняшка, и

верхняя выходная рубаха, и полотенце-мочалка, и перламутровая мыльница с

новенькой нетронутой упаковкой особо любимого Василием Ивановичем

"Земляничного" мыла. Загодя припасенным оказался у Анюты и

гостинец-подарок внукам. Готовясь к скорому престольному празднику, к

Покрову, Василий Иванович по велению Анюты зарубил старого, отжившего свой

срок петуха и двух куриц, его ровесницу, и вот теперь одну из этих куриц,

ощипанную, освобожденную от перья, Анюта передавала Ксюше. Внукам же она

насыпала в холщовый мешочек тыквенных семечек да в отдельный узелочек

положила килограмма три зимних антоновских яблок. Из молочных обязательных

в любом деревенском гостинце продуктов Анюта посылала Ксюше баночку

сметаны и коврижку домашнего творога, тоже будто специально отжатого ночью

под старинным камнем-песковиком к походу Василия═ Ивановича.

═Все эти одеяния и запасы Анюта загрузила в походную рачительно береженную

ею и редко используемую в обычные, непраздничные дни сумку, взвесила ее на

руку (не тяжело ли нести Василию Ивановичу: вроде не тяжело, килограммов

пять-шесть в ней всего-то и тяжести) и поставила наизготове у порога.

═Василий Иванович тем временем принялся облачаться в дорогу. Надел он все

обыденное, но, понятно, не то, в чем работал на тракторе-комбайне или

хозяйничал по дому и двору, а полувыходное (выходное, праздничное годится

надевать лишь после помывки, после бани на чистое, обновленное тело):

байковую рубаху, полушерстяные вольные в ходьбе брюки, почти новый еще,

неношеный пиджак с двумя внутренними и двумя накладными карманами, в

которых удобно и надежно прятать хоть документы, хоть кошелек с деньгами.

Но само собой напросилось в дорогу и кое-что из выходных одежек-обувок. И в

первую очередь, конечно, ботинки. В повседневных кирзовых сапогах идти

Василию Ивановичу было бы много сподручней, тут скрывать нечего, привычка

- дело неодолимое. Василий Иванович и не скрывал, по мелочам═ не

хорохорился, но не скрывал он, не мог скрыть и другого: в сапогах

привычней, а в морских ботинках надежней, совсем иным человеком в них себя

чувствуешь.

═Тяжелей было Василию Ивановичу определиться с верхней одежкой. Здесь тоже

был у него выбор и немалое сомнение. Можно было идти в новомодной из

нервущейся какой-то ткани куртке, которую ему подарила Ксюша с зятем к

пятидесятилетию. Знатная была куртка, что там и говорить: с глубоким

капюшоном на случай дождя или ветра, с множеством накладных и внутренних

карманов, с длиннющим замком-молнией под самый ворот. Подбита куртка была

не ватой, а опять-таки новейшим материалом по названию синтепон.═ Тепло и

влагу он держит отменно, а весить почти ничего не весит. Пушинка,═ одним

словом, а не куртка. Но Василий Иванович не то чтобы не любил ее (как

можно не любить обнову, даренную от всего сердца детьми?!), но чувствовал

себя в заграничной этой, заморской куртке не очень уютно и надежно, не

признавал сам себя, как будто он был какой-то чужой, посторонний человек.

Надевал он чудодейную куртку за все эти годы, может быть, всего раза

три-четыре по настоянию Анюты, когда гостили Ксюша с семейством, чтоб не

обижать ее невниманием к столь дорогостоящему══ и памятному подарку. В

остальное же время куртка торжественно висела в шифоньере на особых

плечиках-растяжках, грела Василия Ивановича, согревала уже одним только

своим видом, мол, и они с Анютой люди небедные, не голь перекатная - есть

в чем выйти, показаться на людях.

═ Видя, что Василий Иванович уже почти готов в дорогу, Анюта и сейчас

широко распахнула шифоньер и достала оттуда из темноты и заточения Ксюшин

чистосердечный подарок. Нельзя было не залюбоваться им, нельзя было не

заглядеться на него, нельзя было═ не потрогать его рукой, ощутить в

пальцах шелестящую ткань на капюшоне, на рукавах, где был пристрочен и

навечно взят в заклепки махонький карманчик (должно быть, для сигарет и

зажигалки), растянуть-опробовать из конца в конец легко поддающуюся любому

движению, отзывчивую молнию-застежку. Василий Иванович и загляделся, и

залюбовался, и опробовал, но надевать куртку повременил.

═Была у него совсем иная, любимая одежка, исконно русская, незаменимая,

испытанная в веках и столетиях - телогрейка. Ах, телогрейка, душегрейка,

какой же русский человек не любит тебя?! От моря и до моря, от океана и до

океана, всюду и везде спасаешь ты его от холода и невзгоды: в повседневной

жизни - во время пахоты-уборки, возле рабочего станка, на строительных

площадках,═ на нефтяных вышках, в горах, лесах и степных просторах, в

подземных шахтах, а в дни человеческого ненастья - на войне, в

тюрьме-заточении, в бездомных скитаниях и нищете. Подпояшешь тебя

армейским или флотским ремнем, а еще лучше обыкновенной конопляной

веревочкой, засунешь за нее самовязанные рукавицы - и все, жив человек,

готов на любые подвиги, свершения, на любые самые тяжкие испытания. Нигде,

ни в одной иной державе не придумано еще подобной несносимой одежки, на

ней от веку держится и стоит вся русская обитель. По мнению Василия

Ивановича, сравниться с телогрейкой может разве что один только морской

черносуконный бушлат, верный ее и единокровный побратим. Но его надлежало

все ж таки носить лишь на море, под морским ураганным ветром, в

девятибалльный шторм и качку. А на земной тверди замены телогрейке нет и

быть не может.

═ Анюта,═ заметив нерешительность и сомнения Василия Ивановича насчет

куртки, сразу догадалась и поняла, в чем тут дело. Она ведь сама была

точно такой же, как и Василий Иванович, плоть от плоти деревенская

жительница. К телогрейке Анюта была привержена сызмальства, ничуть не

стеснялась, не сторонилась ее, а, наоборот, верно и самозабвенно любила и

в повседневной, и в выходной, праздничной жизни. Помнится, на первое свое

свидание к Василию Ивановичу она прибежала в стеганой телогрейке,

новенькой, правда, только-только из магазина, пахнущей еще не

выветрившимися мануфактурными запахами швейной фабрики. И Василий Иванович

принял и навсегда полюбил Анюту в этой ладно сидящей на ней и ладно

скроенной телогреечке, может быть, даже много сильней и преданней, чем

принял бы и полюбил бы, явись она к нему в какой-нибудь разнеможной

норковой шубе или в фасонистом, шитом на заказ пальто. Не в шубе ведь и не

в пальто дело, а в том, какая под ними таится человеческая душа и

нежность.

═ Василий Иванович еще только надумал произнести отказные слова, мол, пусть

куртка дожидается какого-нибудь иного, более торжественного случая, когда

им выпадет идти в гости по-семейному вдвоем (да к тому же Лешке на

проводы!), а догадливо-верная Анюта уже возвернула, повесила ее назад в

шифоньер и даже облачила в целлофановый пакет, в котором куртка и была

приобретена в магазине. Но когда дверца шифоньера закрылась и

крепко-накрепко заперлась на потайной внутренний замочек, Анюта не

выдержала, вздохнула и, словно винясь перед курткой,

попросила-посоветовала Василию Ивановичу:

═ - Шапку-то хоть надень!

═ О, шапка - это совсем иное дело! Выходную, праздничную шапку Василий

Иванович наденет в свое удовольствие. Она у него тоже знатная, много

знатней заморской не продуваемой никаким ветром куртки. На все село только

у одного Василия Ивановича такая шапка-ушанка. Даже Анатолий Николаевич

ходит в обыкновенном магазинском изделии, хотя и дорогом, норковом - на то

и председатель, голова артели, человек в селе самый заметный и важный, ему

блюсти себя надо, ходить гоголем и журавлем. У Василия Ивановича

шапка-ушанка доподлинно русская, лисья,═ из темно-пегого хорошо

выделанного меха. Таковы шапки носили в русском царстве-государстве и

таковыми шапками хвастали в старые и стародавние времена лучшие молодцы,

цари-царевичи, богатые купцы и воеводы. Добыл, честно скрал в

позднеосенней охоте увертливую лису-хитрованку Ване. К охоте, к погоне за

диким зверем Ваня пристрастился как-то сам по себе еще в доармейские, в

дофлотские годы. Василий Иванович примера ему в том не показывал. Он по

природе своей не охотник и не рыбак. По грибы сходить - маслята, рыжики,

грузди - это да, это Василию Ивановичу по нраву и по интересу. А к охоте

на зверя и птицу он влечения не заимел, хотя хорошее, тульской работы

ружьишко у них в доме и было, досталось еще от деда. Причина такого

невнимания Василия Ивановича к охоте таилась, конечно, в отце. Увечный, на

деревянной ноге-протезе, беспалый, он об охоте даже и не помышлял, ни

разу, сколько помнит Василий Иванович, не снял со стены ружье, не зарядил

его дробью или жаканом,═ доподлинно понимая, что с такими увечьями он не

охотник, не гонщик за зверем и птицей. Да, может, и настрелялся он за

войну вдоволь и теперь к оружию, пусть даже и мирному, охотничьему, был

настроен враждебно. Василий Иванович, дабы не бередить отцу душу, во всем

следовал его примеру: ружьем, оружием интересовался мало. Грибы - это иное

дело. Тут он отцу был сотоварищ и попутчик самый верный. Все окрестные

леса они исходили, изведали неспешным шагом, отец много чему научил

Василия Ивановича в грибной, третьей, как ее называют, охоте.

═А вот Ваня пристрастился к охоте исконно-первой, ружейной. Рука у него

была легкая, удачливая, без добычи он домой почти никогда не возвращался:

и зайцев приносил, и уток-чирков, и диких, в одно время расплодившихся в

дубовых лесах═ свиней. А однажды, уже в зрелом возрасте, во время отпуска

скрал зазевавшуюся на опушке лису.

═Поначалу было решено изобрести из этой лисы-хитрованки Анюте воротник. Но

она напрочь отказалась, заупрямилась от такой роскоши. У нее на ту пору

было почти новое еще выходное пальтецо с воротником из белесого

зверя-песца. Анюта привыкла к нему, приносилась и менять на лису, этакую

невидаль по нынешним временам, не пожелала: "Куда мне, старой лиса, чтоб

люди смеялись?!" Ну═ что ты ей на это скажешь? И не старая ведь еще, и

люди бы, поди, не смеялись, а, наоборот, только завидовали бы столь

богатому сыновьему подарку. Но ни на какие уговоры Анюта не поддалась,

носить на шее лису-курятницу (надо же, прозвище ей какое придумала!) не

пожелала. Жалко ей было расставаться с песцом. А уж если женщине чего

жалко станет (тем более, такой женщине, как Анюта), так ее с этой жалости

никак не своротишь.═ Отреклась от лисы и Ксюша, хотя несколько раз и

примеряла ее, накидывала выделанную шкурку на плечи. Некуда ей было

приспосабливать лисий воротник. По осени они с Володькой, собравшись с

силами (Василий Иванович с Анютой, понятно, тоже подмогли, вошли в долю)

купили Ксюше кожаное на меху пальто, прозываемое дубленкой. Воротник там

был овчинный, натуральный, и лису вместо него не приторочишь. Видя такой

разлад, такую растерянность с Ваниным трофеем, Анюта возьми да и

предложил: "А давайте-ка мы закажем из лисы отцу шапку!" Василий Иванович и

оглянуться не успел, и слова молвить не придумал, как все уже было

решено-обговорено в его пользу. Да и кто бы из детей посмел воспротивиться

Анюте, матери во всем строгой, но справедливой.

═ Василий Иванович тоже против нее не пошел, не было у них в семье заведено

такого порядка, чтоб противиться друг другу, скандалить по делам

обыденным, не главным. Впрочем, и по главным они всегда договаривались

мирно, без взаимных упреков и обид.

═ Шапка Василию Ивановичу действительно была нужна. В последние годы и в

будние, и в праздничные дни ходил он в старенькой кроличьей шапчонке с

взъерошенным и укоротившимся от долгой носки мехом. Справить новую все

как-то не получалось с деньгами, да вроде бы особо и ни к чему она была:

праздничных, выходных дней в жизни Василия Ивановича выпадало немного, а в

будние, рабочие и в кроличьем одеянии было ему сподручно. Но тут такой

вдруг случай. Отказаться, пройти мимо было грех. Василий Иванович и не

отказался.

═Шапку ему заказали в городе у какого-то знакомого Ксюше кравца-скорняка.

Василий Иванович несколько раз ходил к нему на примерку, на собеседование

и, надо сказать, ходил не зря. Скорняк этот, инвалид, между прочим, войны,

с одним всего глазом, но каким зорким и ухватистым, соорудил Василию

Ивановичу шапку поистине царскую и королевскую - шапку Мономаха. Была она

глубокой и в меру просторной, уши, если попустишь, обкладистые, укрывающие

от мороза и ветра лицо, почитай, до самых глаз; тулья-передок тоже в

полторы ладони шириной, хоть кокарду, хоть камни-изумруды на нее вешай. Но

всего этого кравцу-искуснику показалось мало,═ и он по окружности шапки

пустил лисий пушистый хвост, который кончиком своим спускался Василию

Ивановичу на плечо, тяжелил его и возвышал, будто морские победные

ленточки от бескозырки.

══ Редко когда Василий Иванович надевал эту шапку, но уж когда надевал, то

Анюта не могла им налюбоваться, глядела из-под темных бровей озорно, с

восторгом и одобрением. Она и сейчас, как только Василий Иванович примерил

шапку перед зеркалом, глянула на него с незабытым еще молодым восторгом

(он-то уж заметил), но и озорства, лукавинки не сдержала:

═- Ишь ты, прямо жених!

═- А то нет?! - подбоченился, склонил шапку, опять-таки, будто бескозырку,

чуть-чуть на правое ухо Василий Иванович - молодец молодцом.

═Конечно, кому-нибудь чрезмерно горделивому могло показаться, что к этой

шапке пристало бы и шубу непременно лисью, все уж в пару, в один наряд. Но

Василий Иванович с таким мнением решительно не согласен. Это уж совсем

надо быть барином, владельцем каких-нибудь несметных богатств, чтоб

обрядиться во все лисье или медвежье да и залечь в лености в расписные

сани, в колесную бричку, в карету и хвастать там, лежа на боку, своим

лисьим и медвежьим обликом. А Василий Иванович не барин, не гулена - сын

купеческий, который сам еще ничего не нажил, а промотал отцовского

достояния через край. Ему крестьянская телогрейка по плечу и носке в

пару-достоинство с дорогой сном для отца добытой шапкой.

═ Минуты две-три они с Анютой еще задержались в доме, определяя, сколько

взять═ Василию Ивановичу с собой в дорогу денег. Анюта из═ щедрых своих

запасов предлагала целых двести рублей, но Василий Иванович воспротивился

такому расточительству:

═- Да куда мне столько?! Помыться-побриться да стакан вина выпить.

═- Ну, может, купишь чего? - попробовала уговаривать его Анюта.

═- Да чего покупать-то? - и тут настоял на своем Василий Иванович. - Все

есть!

═Купить в городе оно, и правда, может, чего и надо бы: гвоздей, например,

в хозмаге, новый напильник, полотно для ножовки по металлу или что-нибудь

для Анюты: терку какую, каталку, но настроение у Василия Ивановича было

совсем непокупное, он на праздник шел в город, на отдохновение души и

тела. Анюта, еще раз взглянув на него с пристрастием, поняла праздничное,

отдохновенное настроение Василия Ивановича и уступила ему в споре, но,

понятно, не до конца, а чуть-чуть, как всегда это и умела делать, вручила

Василию Ивановичу на городские похождения сто пятьдесят рублей. Деньги

тоже немаленькие, если тратить их с умом и бережливостью.

═ Долгого прощания у них не получилось. Да и чего горевать-кручиниться?!

Всего на день уходит Василий═ Иванович в отпускное свое странствие: Анюта

и соскучиться не успеет, как вот он уже на пороге - промытый,

пропаренный, принимай, жена, краса ненаглядная, своего обновленного мужа,

жениха и ухажера.

═ Возле калитки, правда, Анюта еще на мгновение задержала Василия

Ивановича, посоветовала, заботясь о его не больно ходких теперь ногах:

═- Ты бы Анатолия Николаевича попросил, может, подбросит на машине.

═- Нет, Аня, - отказался Василий Иванович от ее предложения (хотя заботу

Анюты, внимание, конечно, оценил, отметил про себя). Я пешочком хочу, ноги

подразмять, воздухом свежим надышаться, машины мне за лето надоели.

═- Ну гляди, - только и сказала ему вослед Анюта, зная, что тут мужу,

мужчине перечить не надо, тут он сам себе хозяин и распорядитель.

═ Она поплотней притворила за Василием Ивановичем калитку и пошла

хлопотать по хозяйству, обихаживать изголодавшуюся, истомившуюся за ночь

живность. Утреннее время у Анюты всегда самое неусыпное, зоревое, часов до

десяти она и не присядет, пока всех обитателей-иждивенцев не накормит, не

напоит, пока не протопит печку, не наготовит еды-обеда, не уберет в доме.

═Погода во всем сопутствовала Василию Ивановичу в путешествии. Еще вчера

с вечера припожаловал первый, пробный морозец, не зазимок даже, а всего

лишь его предвестник, посыльный разведчик прячущейся где-то далеко на

северах зимы. Начал порошить и снежок, тоже первый═ еще, застенчивый

какой-то, робкий: сам, поди, понимает, что в зиму ему не лечь, землю не

укрыть, не укутать белым своим ковром-покрывалом. Жизни ему только до

первого солнышка, яркого еще и лучистого. Но первый этот снежок - примета

хорошая. С давних, незапамятных времен говорено (и о том каждый крестьянин

знает и верит беспрекословно), если к Покрову снежок объявится, припорошит

тропинки и зеленя, то зиме быть снежной и стойкой, а весне полноводной и

своевременной.

═Сумка Василия Ивановича особенно не тяготила, была по его силе и

возможностям. Он время от времени перекладывал ее из руки в руку и шел

бойко, радуясь предрассветнему, темному еще утру,═ пороше-снежку, легкому,

бодрящему тело морозцу. Село уже просыпалось, оживало, в окнах вспыхивал,

разгорался яркий электрический свет, над крышами домов один за другим

поднимались белесые вальяжные дымы. В темное заметно нахолодавшее небо они

уходить не торопились, а цепко и ухватисто держались за трубы-дымари,

будто им жалко было расставаться с домашним печным теплом.═ Во дворах то

там, то здесь хлопали калитки, скрипели в сараях и сараюшках ворота,

давала о себе знать, требуя полного внимания, живность: мычали коровы,

хрюкали привередливые, всегда чем-то недовольные поросята,═ кричали

дозорные петухи, гоготали гуси, крякали утки. Все это радовало Василия

Ивановича, поднимало и без того высоко поднятое настроение: живем, братцы,

живем и можем и жить будем до скончания века, несмотря ни на какие

невзгоды.

═Возле Лешкиного дома, одного из последних на деревенской околице, Василий

Иванович на минуту замедлил и почти до полной остановки утишил шаг. Вдруг

пришла ему в голову заманчивая, соблазнительная мысль: а что если зайти

сейчас к Лешке да и его тоже выманить в город на праздничную помывку. Уж

вдвоем-то они бы попарились всласть, похлестались бы наотмашку вениками,

потомились бы на самой верхней полке у горячего коменка, не все им

париться, исходить трудовым потом в кабинах комбайнов и тракторов, можно

позволить себе и отдохновение, передышку, сойти, если говорить

по-морскому, на берег, потому как без берега, без земной тверди моряку не

прожить. Море, оно тем и хорошо, что всегда заканчивается землей.

═Но потом, здраво все взвесив, Василий Иванович от счастливой своей мысли

отказался. Лешке, поди, сейчас не до того, не до бани и парилки. Последние

дни доживает на гражданке, последние, самые жаркие свидания назначает

Катерине, печалится о скорой разлуке с ней, дает клятвы на верность и

терпение. А это дело хоть и молодое, но нешуточное, от него вся дальнейшая

их жизнь с Катериной зависит.

═ С родителями, с отцом-матерью, Лешке тоже надо попрощаться по-сыновьи

неспешно, выслушать и принять всем сердцем их наказы, дать обещание

служить честно, защищать Отечество умело и надежно, чтоб не посрамить их

древнего крестьянского рода, в котором было множество

богатырей-защитников, сложивших на полях брани свои головы.

═ Нет, Лешку трогать сейчас нельзя, не время. Вот отслужит, вернется при

силе-здоровье, а может, и при орденах-медалях, тогда уж они устроят с ним

вселенскую баню, смоют с Лешкиного повзрослевшего тела всю ратную

усталость.

═ Приняв такое во всем взвешенное и справедливое решение, Василий Иванович

ускорил шаг и через полчаса уже оказался далеко за околицей села, в чистом

неоглядном поле.

═ Незаметно начало рассветать. Солнце взошло за дальними березняками

по-осеннему бодрое, немного как бы даже нахолодавшее, поежилось на

макушках берез, а потом вдруг стряхнуло сладкую утреннюю дрему и,

примеряясь к неустанно-трудовому дню, потянулось длинными своими лучиками

к земле. Снежинки сразу забеспокоились, заволновались, стали прятаться от

них по неглубоким овражкам и ямочкам, сбиваться в стайки, припадать,

ластиться к стволам деревьев. А зеленя с первыми этими лучами солнца,

наоборот, воспрянули духом, умылись капельками росы и, кажется, прямо на

глазах Василия Ивановича пошли в рост.

═Любил он предзимнее это ярким-яркое зеленое поле ничуть не меньше, чем

летнее, позднеиюльское и августовское, с тучным, спелым колосом, с

отцветающими васильками и цикорием по обмежкам.═ Осеннее поле, может быть,

даже милей его хлеборобскому сердцу,═ как милей всякому человеку малое

дитя, от═ которого еще не знаешь,═ чего ожидать в будущем. Душа у Василия

Ивановича всегда замирала от восторга, когда он видел густо-зеленый,

переливающийся от горизонта до горизонта на солнце ковер, который был

соткан не без его посильного участия. Все-таки пахал землю, сеял в нее

отборное золотое зерно, бороновал, а потом с тревогой следил - взойдет, не

взойдет - и как взойдет, дружно ли, споро ли, не случится ли где огрехов и

пропалин, которые после надо будет пересевать, именно он, Василий

Иванович. Тревога не покидала его и всю зиму: выпадет ли своевременно

снег, укроет ли глубоким своим покровом зеленя, как они перенесут морозы,

как выйдут из зимы в весну и лето? Да мало ли еще какого беспокойства

бывает у землепашца в преддверии зимы?!

═Василий Иванович и сейчас сошел с торной дороги на обочину, поставил на

пригорке сумку, а сам склонился над зеленями, трепетно развел их,

потрогал, погладил рукой, приглядываясь и определяя на ощупь, как они

закустились, какую набрали за полтора месяца силу. Осмотром своим и ощупью

Василий Иванович остался доволен. Зеленя были и кустистыми и крепкими, и

если, даст Бог, зиму перенесут хорошо да по весне впитают вдоволь талой

влаги, а летом обильного дождя и солнца, то урожай снова будет тучным,

редкостно богатым.═ Жаль только, что убирать теперь его придется Василию

Ивановичу одному, без Лешки, такого верного и незаменимого помощника.

═Василий Иванович хотел было даже присесть на бугорке, чтоб передохнуть

перед дальнейшей дорого, всласть и в охотку полюбоваться зеленым

полем-ковром, итогом своей и Лешкиной работы.═ Но в это мгновение на том

конце поля, возле березняка вдруг заржали, подали голос кони. Василий

Иванович вскинул голову и совсем встревожился душой. Всегда так было

заведено, что по первому морозцу, по первой пороше на зеленя выпускали

коней. Никакого вреда они им причинить не могли (весной зеленя, малость

потоптанные и окусанные, пойдут в рост, моет, даже скорее своих нетронутых

собратьев), но полакомиться последней живой травой перед зимним заточением

в конюшни, где в яслях одно только сухое колючее сено (овсом когда их еще

побалуют?!) лошадям ох как заманчиво и необходимо.═ Конечно, теперь

прежних табунов в порушенных, расколхозненных деревнях нет, извелась

лошадиная порода почитай дочиста, человека и коня, которые жили бок о бок

веками, разъединили напрочь, не понимая, какой невосполнимый ущерб тем

самым нанесен душе человеческой. Один, может, только на всю округу

Анатолий═ Николаевич и догадался о губительной этой потере и небольшой

табунок сохранил: все отрада и помощь крестьянину. И на ферме лошадки

работают, корм подвозят, и в ежедневный наем по дворам идут: кому дровишек

из лесу доставить, кому на мельницу мешок-другой зерна определить, а кому,

к примеру, захворавшего семьянина в городскую больницу домчать. На

нынешние машины надежда плохая: то не на ходу они, побитые все,

поломанные, то бензина нет. А лошадка, Конек-Горбунок, всегда исправная,

всегда с горючей, семижильной силой. В еде же, как и хозяин ее,

крестьянин, непривередлива: чего дадут, чего отыщет-схватит на обочине или

ночью в лугах, тем и сыта, тем и довольна. Предзимние зеленя лошадке

всегда в особую радость и лакомство. Вот и подает она в этой радости

веселый голос, оглашает окрестные поля и перелески призывным ржанием. Как

не залюбоваться человеку таким зрелищем, как не заслушаться лошадиным

призывом, в котором все ему понятно и ведомо?!

═ Василий Иванович и залюбовался, и заслушался, и все понял, и все

изведал. И если сказать честно, то никуда ему с зеленого

солнечно-морозного поля уходить не хотелось. Так бы и остался тут навечно.

Слушал бы ржание коней, гомон целого сонмища ворон и галок, которые,

сойдясь в нерасторжимые стаи, тоже любили═ покружить над необозримыми

уходящими в зиму полями, попрощаться с летом. Чистая, светлая грусть

охватила Василия Ивановича. Хотя, казалось бы, чего грустить: лето, жаркая

страда миновали, наступают дни отдыха и покоя, радоваться только надо. Но

так уж, видно, устроен русский человек, что жить без светлой и чистой

печали ему нельзя, не заповедано. Душа у него такая - печальная,

молитвенная. Кто не понимает этого, тот никогда не поймет русского

природного человека.

═Растревожившись, Василий Иванович и вправду хотел было остаться в поле,

подойти поближе к лошадям, погладить их по гривам и холкам, заглянуть в

печально-радостные их глаза, подружиться с галками и воронами, которые без

человека, без его участия тоже жить, похоже, не могут. Но вдруг высоко в

небе, выше леса и выше лошадиного ржания, много выше нестройного вороньего

полета,═ почти под самыми облаками показался запоздалый журавлиный клин.

Василий Иванович запрокинул голову и, придерживая шапку, закричал им,

словно малый мальчишка:

═- Куда вы, ребята?!

═Журавли ответили ему усталым курлыканьем: мол, прощай Василий Иванович,

улетаем в жаркие страны, за дальние опасные моря, тут,═ на Родине, нам не

перезимовать. "Да чего ж не перезимовать, - немо упрекнул их Василий

Иванович, - морозов нынче сильных не бывает,═ болота и кочкарники так и

вовсе не замерзают, воды и корма там вдоволь, люди тоже в обиду не дадут:

журавль в России птица заповедная, нетрогаемая. Живите, не покидайте

Родину, без нее ох как тяжело и трудно. Василий Иванович знает, уходил от

родных берегов на подводных тайных субмаринах на долгие месяцы и едва

выживал в неодолимой разлуке".

═ Но журавли уже были далеко и, кажется, его упреков не слышали. А может,

и слышали, да что ж им делать - надо лететь, такова у них судьба, чтоб

ежегодно расставаться с Родиной, покидать ее, того не ведая, кому из них

доведется весной вернуться назад под ее охранное небо, а кому навечно

выпадет остаться на чужбине, найти там свою довременную гибель.

═Василий Иванович торопливо подхватил вмиг потяжелевшую сумку и пошел

вслед за журавлями, словно хотел еще остановить их, вернуть назад. Но они

улетали все дальше и дальше, молчаливые и усталые, теряя за каждым взмахом

крыльев живые очертания и превращаясь в малые, едва различимые в высоком

небе черточки.

═ Обрел легкое подорожное дыхание Василий Иванович лишь после того, как

последняя эта черточка исчезла в небе за горизонтом═ и низко вдруг

нависшим облаками. Он втянулся в движение, в походный строевой шаг, по

мере надобности опять перекладывал сумку из ладони в ладонь, и она,

казалось, вроде бы полегчала и уже так не гнула его к земле, как там, на

бугорке, при прощании с журавлиным клином.

═Вначале Василий Иванович шел немо, ни о чем не думая, и только дышал,

дышал и никак не мог надышаться утренним морозным воздухом. Но потом шаг за

шагом начал он незаметно для самого себя и как бы даже посторонне, в

отдалении вспоминать, как хаживал в банные праздничные дни в город прежде.

Не часто это случалось, но все-таки случалось, начиная с давних еще, при

отце-матери времен. Надо было, к примеру, Васильку (а отец с матерью звали

его всегда Васильком, так он и вправду был похож в те годы на голубоглазый

заблудившийся во ржи василек-волошку) перед школой постричься, обзавестись

новыми учебниками, тетрадями, ручками-карандашами, и тогда мать снаряжала

его в дальнюю дорогу, снабдив небольшими деньгами на стрижку, на городскую

баню, на книги-тетради. Случалось, что отправлялись они в город всем

семейством, запросив в колхозе коня. Отцу тоже надо было (и хотелось)

постричься, побриться у настоящего городского парикмахера-цирюльника,

освободив от этих обязанностей мать, которая, между прочим, могла

справиться с ножницами и даже с опасной, зингеровской бритвой ничуть не

хуже любого цирюльника. Хотелось отцу после стрижки-бритья и помывки в

городской кирпично-красной бане под надзором и услужением знаменитого

районного банщика Фадея, который достоверно знал все чары и обычаи

потомственного в их роду банного дела; хотелось и выпить, едва-едва

выскользнув из огнедышащей парилки, кружку-другую ячменно-горького

невиданного в деревне городского пива. Фадей самолично разносил его

каждому желающему, изнемогшему от стоградусной жары помывщику, беря за

поистине царскую эту услугу всего-навсего три копейки сверх положенной за

пиво цены.

═ А какие люди бывали в те времена в бане! Не чета нынешним, измельчавшим

и каким-то полуживым, у которых ни вида, ни вдохновения. Один Григорий

Иванович Козик из Петушиных Двориков чего стоил. Росту выше любого самого

высокого дверного косяка, телосложения богатырского, неодолимого. Все у

него было в полуторную,═ а то и в двойную меру супротив обыкновенного

мелкородного человека.═ Оцинкованную шаечку Фадей завел для Григория

Ивановича особую, на четыре ведра, сделанную, похоже, на заказ в

железнодорожном депо. Дубовый или березовый веник, которым парился Григорий

Иванович, больше походил на целиком срубленное дерево, в котором иногда

обнаруживались доподлинные пчелиные дупла. Пива Григорий Иванович выпивал

за один присест сразу полную дюжину и давал Фадею за каждую кружку сверх

установленной цены по целому гривеннику.

═А Черномор из села Чепелева? Тот росточка, напротив, был малого,

горбатенький даже как будто, но какую носил бороду! Смолянисто-черную,

курчавую, которая достигала ему до самых колен и пяток. Мыли ее и

полоскали мужики всей баней, посадив Черномора на высокую помывочную

полку. То-то было веселья, то-то было заботы. Расчесывал бороду Черномору

самолично Фадей и ничего не брал за эту немалую услугу, а только просил

всякий раз горбато-грозного чародея отдать за него замуж младшую свою дочь

Наину, тайно и навечно влюбленную в Фадея, но тот неизменно под всеобщее

одобрение мужиков отвечал:

═ - Рано еще! Вот как борода поседеет и вырастет до пола, тогда и отдам.

═А она никак не седела и дальше пяток Черноморовых не росла. Может, он

красил ее заморской несмываемой краской да тайно по ночам подстригал

здоровенными кинжально-острыми ножницами, которыми обычно стригут овечек и

коз?

═В бане каждый человек обнаруживает подлинную свою суть и сущность. Как

только он разоблачится под присмотром всевидящего Фадея в предбаннике, как

только спрячет в шкафчике и закроет на ключик все свои одежки и обувки,

так сразу и станет видно, что он за человек, что за особь.

═К примеру, заходит в баню кавалер всех орденов, медалей и прочих

отличительных знаков, а разоблачится, сдаст их на хранение Фадею, так тут

же и обнаружится, что на теле у него ни одного рубчика, ни одной фронтовой

отметины. Мужики глядят на кавалера с подозрением, за своего признавать не

торопятся, с разговорами к нему не льнут, гладкую его спину и литые плечи

мочалками в очередь не натирают. Все думают-гадают: был ли этот кавалер и

орденоносец на передовой, мерз ли в окопах и траншеях, ходил ли с криком:

"За Родину! За Сталина!" в штыковую смертельную атаку или добыл высокие

свои награды в каком-нибудь теплом, далеком от передовой месте, писарем и

оруженосцем при высоком, может, и отважном начальстве? И начальство это,

генерал-генералович, душа хоть и строгая, но, поди, добрая, ближайшего

своего помощника,═ который каждодневно волчком перед ним крутится,

наградами не обходил. Вот и вышел он к концу войны полным кавалером, не

пролил не то что капельки крови, а даже самой малой капельки соленого

солдатского пота.

═Другой же зайдет в баню в пиджачке сереньком, затерханном, с одной

невзрачной какой-то медалькой "За отвагу", полученной еще в начальные

самые суровые месяцы войны (да и ту прячет в кармане, будто стыдится ее), а

сдаст видавший виды серенький этот пиджачок Фадею и проникнет бочком в

помывочный зал, так мужики сразу все притихнут, замрут на минуту и уступят

бедолаге самое лучшее место возле водопроводных кранов с горячей и

холодной водой. Да и как не уступить ему этого места, как собственноручно

не налить воды в шаечку, как не потереть со всей предосторожностью ему

спину и поясницу, когда ни единого живого, не помеченного войной клочка на

изможденном его теле нет. Все оно в таких ранах, рубцах и порывах, что

смотреть страшно. Этот уж точно по всем признакам свой человек, солдатик,

который на тыловых простынях не нежился, а мок, горел, замерзал в ледышку,

ежечасно погибал в окопах и траншеях, но вот же чудом да милостью Божьей

не погиб.

═Вдоволь и в полный мальчишеский страх нагляделся Василий Иванович в

послевоенные те годы на таких вот изувеченных до потери═ человеческого

облика окопных солдатиков. Тот напрочь безногий и пробирается в помывочный

зал на коленях, толкая впереди себя шаечку (а у иного так и коленок нет, и

его добровольно везет кто-нибудь на скрипучей самодельной тележке); тот

безрукий, с расчепленными на культях костями, чтоб он хоть как-то мог

приспособиться к жизни - держать самостоятельно ложку, расстегнуть в

нужный момент на штанах гульфик, отвернуть в бане рачьими этими клешнями

неподатливый латунно-медный краник. А вот тот, неприметный и тихий, тень

тенью, пробирается в помывочный зал на ощупь, чутко обследуя пальцами

каждый кирпичик на стене, каждый уступ и ступеньку под ногами, по звуку и

дыханию пара определяет, близко ли, далеко ли входная дверь: слепой он и

незрячий с девятнадцати лет, с памятного, рокового своего боя (может быть,

и всего одного-единственного во фронтовой его жизни), где-нибудь на

подступах к Смоленску или Орше. Незрячего солдатика в бане опекают больше

других, всяк, и безногий и безрукий, торопится помочь ему, подсобить по

мере возможности, потому как понимает, что незрячее его увечье самое

страшное - света Божьего он не видит с девятнадцати лет и уже не увидит до

окончания своей жизни.

═ А третий, что идет рядом с ним, пошатываясь, будто былинка в поле, с

трудом поднимая на полку всего полчашечки воды, вроде бы и зрячий, вроде

бы и на ногах, вроде бы и руки не так уж чтоб и постреляны-изувечены, но

внутри, чувствуется, ничего, кроме одного сердца, у него не осталось, все

порвано осколками и разрывными пулями, а что не дорвали они, то дорезали и

укоротили во фронтовых госпиталях ангелы-спасители хирурги в надежде, что

двужильный этот солдатик, если Бог будет милостив к нему, проживет и с

одним только сердцем.

═Отец всякий раз, когда ехал в баню, брал с собой костыль-подпорку, чтоб

при его помощи обходиться во время помывки. Дорогостоящий древесно-ременный

протез он берез как зеницу ока, оставлял его в предбаннике под присмотром

Фадея. Ведь, не дай Бог, протез промокнет, отсыреет, и тогда изможденную,

по-цыплячьи═ худую культю, которую отец всегда пеленал в шерстяной

самовязанный чулок, в него не засунешь, а если и засунешь, то непременно

натрешь, изувечишь еще больше, обломаешь внутри и без того хрупкую кость.

═Василек всегда был в бане отцу помощником незаменимым: и воды в шаечку

наберет, и спину с вырванной левой лопаткой натрет мочалкой до синевы, и в

парилку на самую верхнюю полку (отец уж любил попариться так попариться)

взобраться поможет. Сам тоже заляжет рядом и все глядит и глядит во все

глаза и трусливо никогда не отводит взгляда от изуродованных войной

мужиков и все думает мальчишеской своей═ неокрепшей головой, что тут вот,

в бане, весь ужас и весь апофеоз этой войны.

═ Теперь тех, послевоенных, мужиков, почитай, уже и не осталось.

Встретится где-нибудь один-другой на завалинке или в холодном

предбаннике, сидит, нахохлившись, в одиночестве и забвении, будто в чем-то

непоправимо виноват перед молодыми и здоровыми,═ которые все верхние,

самые жаркие полочки в парилке заняли и поглядывают на него свысока,

словно на серенькую какую-то невзрачную букашку.

═ А зря, между прочим, поглядывают! Ничего им еще о своей жизни неведомо и

незнаемо, все еще, может, впереди: и страдания, и увечья, и старческое

забвение, так что с оглядкой бы им надо жить да с добрым замыслом, помнить

и хорошенько запоминать, сидя в новомодных саунах, послевоенные те баньки

по-черному...

═ В старинном их, много старше Москвы, а может, даже старше самого Киева и

Чернигова городке-крепости бани были две: железнодорожная и еврейская.

Железнодорожная, правда, обрела свое путейское наименование совсем

недавно, всего-то полтора столетия тому назад, когда вдруг мимо

златоглавого их городка начали прокладывать железную дорогу. И мало того,

что проложили железные, устрашающие окрестных крестьян рельсы, так еще и

построили в пределах крепости депо по ремонту, промывке и продувке

огнедышащих паровозов, учредили Дистанцию пути. Городок для этого как бы

изначально был приспособлен, словно в далеких, незримых веках пращуры

наши, деды и прадеды доподлинно знали, что железная дорога, депо и

Дистанция пути непременно тут образуются. Да и как им не образоваться,

когда все для паровозно-скоростной жизни в городке есть в полном наличии и

достатке: глубоководная, неиссякаемая река, из которой сколько ни черпай

воды, сколько ни заливай ее в паровозные котлы, а она не обмелеет и на

вершок. А какие вокруг городка леса и пущи?! Тоже сколько ни руби их,

сколько ни закидывай в паровозные топки, а всех не порубишь, всех не

сожжешь - на плодородной, политой крестьянским потом земле они растут

вдвое быстрее любых, самых страшных порубок и пожаров. Да и уголек есть в

этой земле, совсем неподалеку от чудо-городка, всего в трех-четырех

перегонах от него: для быстроходных паровозов это не расстояние, не бег.

Людей, которые оказались прирожденными железнодорожниками: машинистами,

кочегарами, стрелочниками и прочими путейцами, - в городке и окружающих

его деревнях обнаружилось великое-превеликое множество, чему, говорят,

немало удивился главный в России устроитель═ железных дорог

царь-паровозник, кочегар и путеец Николай I. Само собой разумеется, что

баня после устройства в городке депо и Дистанции пути перешла в ведомство

железных дорог и нареклась железнодорожной. До этого же она была просто

баней, строением безымянным (впрочем, в России все сплошь и рядом

безымянное, таков народ у нас замысловатый, гордость имеет, а гордыни ни

на полушку, имя громкое, красноречивое ему ни к чему, горшком его назови,

только в печку не ставь, да он и сам туда добровольно не полезет, все та же

природная гордость не позволит).

═Безымянная эта (нынче железнодорожная) баня устроена была хитро, прямо в

крепостной стене, самая, между прочим, неприступная часть═ этой стены, с

узенькими самострельными окнами-бойницами,═ сквозь которые удобно и

надежно встречать-одаривать супостата калеными стрелами, а еще лучше

смертельно-горячим кипятком и раскаленными камнями: принимайте, дорогие

гости, парьтесь всласть и охотку, помните до седьмого и восьмого колена

русских мужичков-ратников, которые голышом, с одними только

медно-оцинкованными шаечками да дубово-березовыми вениками одолеют вас и

победят окончательно, если только их, конечно, припечет по-настоящему. А

если не припечет, так с верхних своих належалых полочек-парилок и не

сдвинутся. Тот еще народец, крученый-верченый, не в меру задумчивый и на

расправу ленивый.

═Вторая, еврейская баня, обустроилась на высоком, окруженном, будто по

заказу, осиновой рощей (осиновой непромокаемой доской и ощелеванная вся

внутри) бугорке как бы сама по себе,═ вольной волей, много раньше

обустройства и возникновения самого городка. Еврейской она называлась

изначально и имени своего никогда не меняла. Евреи, молодцом, в этом деле

народ прочный и основательный.═ Уж если что назовут своим именем, так

непоколебимо будет стоять века и тысячелетия.

═Вышли они, по преданиям, на этот осиновый бугорок, вокруг которого стояли

уже две-три крестьянские хатки, сразу после разгрома достославным князем

Святославом, сыном казненного древлянами князя Игоря и святой Ольги,

хазаро-иудейского каганата. Бугорок им понравился, приглянулся мелким

шелестом осинового листа, тишиной и забвением да теми малыми крестьянскими

хатками, что окружали его: все есть с кем словом перемолвиться, хлебушком

обзавестись, молочком и курочкой, взаимовыгодный обмен устроить, зажить в

миру по-соседски, по законам древним и непреложным: ты - мне,═ я - тебе,

но немножко с выгодой, с гешефтом.

═ Три строения почти в одночасье возвели хитроумные евреи: баню, синагогу

и кладбище, вечный и последний приют их разноречивого племени. Кладбище,

говорят, даже раньше бани и синагоги обозначили: обнесли его высоким

забором, обсадили по очертанию осинами-тополями, стражника поставили у

ворот, не своего, понятно, соплеменника (евреи - народ мирный, не

воинственный), а наемного волонтера из чужедальних каких-то стран, с мечом

и шлемом. Пусть стоит, несет охранную бдительную службу, деньги ему

недаром плачены и, по слухам, немалые. Одна только незадача вышла:

покойника никак среди евреев не случалось. Народ они, как известно,

вечный, живучий, никто помирать не торопится. Лет сорок наемник в безделии

простоял, одни только осины да забор охранял, чтоб крестьяне, земледельцы

и прирожденные добытчики,═ на дрова их под топор и пилу не пустили. Но

потом с Божьей помощью образовался у евреев══ и первый покойник, не то

Моисей, не то Авраам, которого специально для этого вытребовали откуда-то

из праотеческих пустынь. И как только похоронили этого первенца по всем

еврейским правилам и обычаям, как только поставили на могиле высокий

надгробный═ камень, так сразу и осели евреи в чудо-поселении навечно. Это

ведь у любого народа так заведено, хоть у евреев, хоть у православных,

хоть у татар и монголов: как только появится первая могила, как только

ляжет в сырую землю самый древний пращур,═ основатель рода и племени, так

тут и твое отечество, родная, непредаваемая земля - Родина.

═ Обретя Родину рядом с крестьянскими хатками и подворьями, евреи и начали

обустраивать ее по-сыновьи со всем природным своим прилежанием, умением и

хитростью. На плодородную землю, на луга и леса они - нет - не позарились,

не по силам это евреям было и не по навыкам, все крестьянам-земледельцам

оставили: пашите, сейте, скотину, птицу, пешую и водоплавающую,

выращивайте - мы вам в том не помеха. А вот ремесла все да торговый

промысел евреи добровольно взяли на себя. В два-три года, ну самое большое

в одно десятилетие, они понаоткрывали на каждом углу и перекрестке великое

множество всяких сортов лавочек, харчевен-трактиров и особенно ремесленных

мастерских: сапожных, лудильно-медных, жестяных, пошивочных, часовых (хотя

ни у кого из окрестных крестьян часов отродясь не было, вставали они и

ложились по солнцу, главный будильник у них - петух, точильных, кожевенных

и прочая, и прочая вплоть до ветряной мельницы, которую евреи не то

выкупили у крестьян, не то взяли в довечную аренду. Оно и правда, какой из

крестьянина мельник: то жернова у него не набиты, то ветра нет, то пьян до

бесчувствия и положения лаптей. А у еврея и жернова всегда набиты, и ветер

в самую штилевую погоду пойман и заарканен в мельничные крылья (всем

кагалом сойдутся, дуть═ будут, а ветра не упустят), о трезвости же и вовсе

говорить не приходится: мельник-еврей хоть в будний день, хоть в праздник

в своем уме и расчете, чист и неподкупен, как слеза кающейся Марии

Магдалины.═ Что крестьянин напашет-насеет,═ уберет, то еврей смелет и

наторгует - так═ и живут веками, каждый в свое удовольствие и радение.

═Но из всех ремесел первейшее ремесло для отечественных евреев - цирюльня.

Как только обустроились обе бани: еврейская и крепостная (будущая

железнодорожная), так сразу между ними, словно сама по себе, словно каким

самосевом возникли цирюльня, а в ней цирюльник-чародей с набором в тысячу

ножниц, бритв, зеркал, точильных брусков-оселедцев, ремней, одеколонов,

женских румян и масел и еще с несчетным количеством цирюльного

остро-режущего и ублажающего (всяк по желанию) инвентаря.

═ Насчет синагоги и кладбища евреи по долговечному сговору с крестьянами

держали себя строго. Ни один крестьянин, блюдя еврейские законы и обычаи,

в синагогу не заходил, на кладбище, обнесенное забором, охраняемое наемным

стражником и осинами-тополями,═ не зарился, ему и на своем, под березами и

рябинами, лежать было куда как приютно и мягко. Евреи тоже в православные

храмы не заходили, землю под родовые могилы на православном погосте

не откупали. В православном храме полагается с обнаженной головой стоять,

а евреям по вере их так не заповедано: они хоть в синагоге, хоть за

трапезным, обеденным столом всегда в картузе-шляпе обретаются. На

православном кладбище евреям и того недопустимей - под дубовым распятым

крестом лежать надо, а это для них тяжелее всего, и принуждать их к тому

непозволительно. Иное дело, если кто из евреев добровольно крест этот на

себя примет, окрестится - тогда в церковь-храм дорога═ тебе открыта и

свободна, подходи к любой иконе,═ к любому образу, к аналою и Царским

Вратам; на погост, под животворящий крест тоже тебе доступ открыт: вера

православная широкая,═ любого под свое спасение примет, хоть еврея, хоть

татарина, хоть китайца.

═ Разницы между железнодорожной и еврейской банями, считай, что никакой и

не было. Такой же котел чугунно-медный, такая же парилка (душегубка

настоящая для непривычного человека) с полками-лежаками до самого потолка,

с раскаленным каменьем в печурке, куда,═ если плеснуть ключевой воды или

хлебного хмельного квасу, так обождет тебя с ног до головы - продыху нет,

то ли мертв уже, то ли, наоборот, заново родился и младенец младенцем. Вот

разве что трубами бани немного разнилось. В железнодорожной, крепостной

труба была самая обыкновенная, кирпичная да петушок - золотой гребешок на

ней приспособлен летучий. А на еврейской бане труба в оцинкованные

замысловатые, с резьбой и вязью, оковы взята для сохранения от дождя и

старения. Вместо же голосистого петушка на ней флюгер установлен,═ чтоб

определять направление ветра и погоду предсказывать. Евреям флюгер нужней

и сподручней: им всегда надо знать, в какую сторону ветер дует, а

крестьяне и петушком обойдутся: русскому земляному человеку ветер и погода

без разницы, - хоть мороз-трескун, хоть буран-суховей - все равно в поле,

в леса и луга идти надо, жизнь, пропитание для себя и евреев-соседей

добывать, им главное - чтоб рассвет не проспать.

══ Внутри еврейская баня тоже имела кое-какую особенность. Мелочную,

правда, пустяковую: во-первых, стены все в помывочном зале и парилке

осиновой доской были обшиты (а в железнодорожной - липовой), и от этого

запах во всей бане стоял немного горьковатый, щемящий, как жизнь

еврейская;═ а во-вторых, в предбаннике ни на одном шкафчике замочка и

ключика не было, ни к чему он им, потому как со времен еще пророка Моисея

заведено среди евреев, что свой у своего медной копейки тайно и невидимо

не возьмет, не то что кацавейку какую-нибудь, картуз или хромовые, юхтовые

сапоги. Это уж совсем надо было презирать все свое несчастно-вековое

племя, чтоб решиться на такое.

═ Синагога, кладбище, православная церковь-храм, погост под березами и

рябинами дело деликатное, тонкое, тут обычай и порядок блюсти надо

неукоснительно. Баня же совсем иное дело, иной подход. И если случилось,

что, к примеру, ломалась, выходила из строя еврейская баня (впрочем,

редко, так редко, что Василий Иванович на своем веку и не упомнит такого

происшествия), то все евреи в═ банный, строго прописанный день совершенно

беспрепятственно шли в железнодорожную баню и гостили там,

мылись-парились, сколько душе угодно, с удивлением, правда, глядя на

бдительного Фадея, который все их шкафчики закрывал-защелкивал на

замочки-ключики да еще для верности и колышками подпирал: мол, береженого,

ребята, и Бог бережет. Если же, наоборот, происходило что-либо

непредвиденное в крепостной, железнодорожной бане (а это, по правде

сказать, бывало сплошь и рядом: то в паровозном котле, приспособленном уже

в железнодорожные времена вместо древнего чугунно-медного, лопнет

какая-нибудь трубка, ту угля вовремя забудут подвезти, то кочегар с

похмелья и усталости задремлет, положив под голову совковую на полтора

пуда лопату, да и упустит огонь, погасит паровозную топку), тогда все

железнодорожные помывщики с мочалками и шаечками под мышками смело идут в

еврейскую баню, братаются с евреями, трут друг другу спины и холки, пьют в

предбаннике заказное, особого хмеля еврейское пиво, закусывают его мацой,

потом, в свою очередь, угощают хозяев и распорядителей бани

картофельно-житным и свекольным самогоном, щедро выкладывают из кошелок и

железнодорожных тормозков закуску: шматочек сала, корочку хлеба, печенную

в мундирах картошку да луковицу - на большее у них ни ума, ни расчету не

хватает, но нынешние евреи и тому рады, все не одна только пресная, на

сырой воде да сыворотке замешанная маца. А после бани они совместно курят

в узеньком прохладном коридорчике, владениях кассирши тети Ривы, и говорят

друг другу о чем-то на ушко и шепотом, а о чем говорят, нам о том лучше не

слышать.

═ Но прежде чем идти в баню, любой человек, будь ты хоть еврей,═ хоть

русско-православный крестьянин и железнодорожник, хоть татарин и монгол, а

непременно (по настоятельной необходимости) обязан ты заглянуть в

парикмахерскую, в цирюльню. Ведь какая может быть баня и помывка, если ты

не пострижен под "бокс", "полубокс",═ под "польку", "канадку" или под

чистейший "ноль", то есть наголо, не побрит до синевы, не надушен от

щедрот цирюльника Соломона Яковлевича согласно твоему заказу обыкновенным

тройным одеколоном или дорогостоящим, хранящимся в высокой завлекательной

бутылочке и картонной коробочке-одеянии - "Красная Москва".═ Иной

крестьянин,═ может, только затем в городскую баню за десятки и тысячи

верст и путь держит, чтоб предварительно навестить парикмахерскую да

поблаженствовать там в кресле у Соломона Яковлевича.

═ Василий Иванович начал захаживать к нему в те поры, когда был всего

лишь Васильком, дошкольником и школьником. Сперва, понятно, еще под

присмотром отца-матери, а потом, с первого класса, уже и самостоятельно,

когда позволено ему было путешествовать в город одному.

═Соломона Яковлевича он знал еще человеком военным, при погонах старшего

лейтенанта артиллерии. Судьба ему военная и послевоенная выпала не из

легких. По возрасту своему и рождению Соломон в первые призывные года на

фронт не попал. (Отец его и старший брат Янкель попали: отец вскоре и

погиб геройской смертью, а Янкель уцелел и, сколько помнит Василий

Иванович, после войны держал мельницу, в незапамятные времена предками его

выкупленную у крестьян).

═ Проводив отца и брата на═ фронт, Соломон остался при матери и сестрах

(их три у него было мал-мала меньше) за старшего, охранника и добытчика.

Но недолго они жили мирной, нетронутой жизнью. Вскоре пришли в городок

немцы, оккупанты, установили свою немецко-полицейскую власть и стали

истреблять евреев. Загнали они их всех в реку и постреляли из пулеметов и

автоматов. Отработана, видно, была у них такая изуверская казнь: быстро,

надежно и, главное, с захоронением, с могилами какими-никакими, рвами═ и

канавами возиться не надо - река все трупы примет, унесет вниз по течению

да и захоронит там═ со временем в своих глубинах.

═Мать и сестренок малолетних прямо на глазах у Соломона немцы-изуверы

всего в одну автоматную очередь расстреляли, так приловчились они к

подобным стрельбищам, а Соломон все-таки ушел от них, перехитрил. Как

только загнали их в воду (он во второй партии был, разлученный с матерью и

сестрами), так он за мгновение до выстрела нырнул в воду, будто мертвый

уже, расстрелянный,═ а вынырнул возле крошечного островка у мельничной

плотины, где и затаился до ночи под обрывистым берегом в рачьей норе.

═Когда стемнело, Соломон выбрался из реки, ушел в луга и спрятался, весь

мокрый и почти обледенелый, в стожку сена. Там его под утро обнаружил

древний-предревний старичок, дед Федор, который жил в одиночестве (жена

умерла еще до войны, а четыре сына были на фронте) на отрубном,

столыпинских времен хуторе.

═ Вначале дед Федор прятал Соломона в подпечье, замаскированном от

постороннего глаза тыквами, а потом перевел его в старое, заброшенное

глинище, в пещерку, где при советской власти тайком гнал самогон. В этой

пещерке под присмотром деда Федора и просидел Соломон без малого два

года.

═ Занятный старичок был этот дед Федор, герой Первой мировой войны.

Никакой власти он особо не признавал, жил самовольно и самостоятельно,

кормился клочком отрубной земли, и как уцелел во всех передрягах двадцатых

и тридцатых годов, одному Богу известно. Но уцелел, замирился и с

красными, и с белыми.

═Мало-помалу выяснилось, что хорошо знал дед Федор Соломонова отца. Еще в

двадцатом году тот пошил ему на заказ выходной, праздничный картуз из

зеленого тонкой выделки сукна, которое дед принес-утаил с фронта. Картуз

вышел на славу, на заглядение всему хутору: тулья высокая, ватой туго, без

обмана подбитая, козырек картоном═ несгибаемым проложенный, от самого

жаркого солнца, от мороси любой надежная защита. Но главное,═ по ободку

искусник-портной пустил красный генеральский кантик-лампас. Дед Федор и

чувствовал себя в том картузе подлинным генералом. Надевал его лишь на

Пасху, да на престольный у них на хуторе Николин день, да еще когда, как

нынче вот и Василий Иванович, шел в город на праздник, в баню,

парикмахерскую и на ярмарку за табаком. Василий Иванович деда Федора и

картуз его знаменитый помнит еще, мальчонкой встречал-видел в

железнодорожной и еврейской банях. По твердому его мнению, картуз тот

красотой своей и важностью сродни лишь лисьей,═ тоже шитой на заказ (жаль,

что не отцом Соломона Яковлевича) шапке. За такой картуз и за такую шапку

на все пойдешь, жизни самой не пожалеешь, не пощадишь.

═ Дед Федор и не пожалел ее, не пощадил, не потянулся за ней, пряча и

скрывая Соломона. Русский был человек, бесстрашный и непокорный. Такие

нынче, может быть, и перевелись вовсе...

═Когда наши вернулись, освободили хутор, Соломон вышел к ним безбоязненно

под охраной и сопровождением своего спасителя. И уже готовый солдат -

семнадцать лет, возраст по тем временам призывной.

═Воевал Соломон люто, не щадил ни себя в боях, ни врага, проявляя

храбрость и отчаяние невиданные, да и как мог воевать иначе, когда за

спиной у него мать, изуверски убитая, три сестренки малолетние в реке,

может, еще и живыми потопленные совместно с другими

родичами-соплеменниками, страна за спиной дотла разоренная, Родина, пленом

поруганная, а на фронте, живы ли, убиты ли, отец и старший брат Янкель.

═Со всей войны, с фронтовых своих дорог больше всего запомнился Соломону

одни случай. В Германии уже, в маленьком восточно-прусском городке Тапиау

близ Кенигсберга хозяева дома, в котором батарея Соломона встала на

постой, признав в нем еврея, заметались было, задрожали, детей начали

прятать, думали, убивать он их станет беспощадно и без разбору, мстить за

всех убитых и замученных своих соплеменников и здесь, в Германии, и в

других странах по всей Европе, и в необъятной России. Но никого он не стал

убивать, никому не стал мстить в этом чудом уцелевшем во время боев

ладненьком, донельзя опрятненьком немецком домике, а лишь сказал хозяевам

на чистом идише, всем немцам понятном:

═ - Не детей вам надо прятать от нас, а совесть свою, - и ушел из того

дома.

═После войны Соломона не демобилизовали, а оставили нести срочную службу.

Как раз возраст его к тому подошел. Фронтовик не фронтовик,═ а служи,

армию-то всю не распустишь, не оголишь. Старики отвоевались, уехали в

Россию, страну из руин и пепла поднимать, а молодежь осталась в строю, в

дозоре. Соломона вскоре на курсы офицерские краткосрочные послали, звание

младшего лейтенанта присвоили и все уговаривали его (особенно замполиты,

политработники всех рангов)6 мол, оставайся, Соломон, в армии навсегда. Но

он не остался: не лежала у него душа к армейской службе, военным человеком

он стал лишь по необходимости, по защите Родины. К тому же═ и раны

фронтовые дали о себе знать - какая служба, какое офицерство!

═Уволился Соломон из армии вчистую в начале пятидесятых годов и попробовал

поначалу учительствовать. Пошел работать в сельскую школу военруком, как

шли туда многие фронтовые офицеры, не успевшие до войны обрести никакой

гражданской специальности. Но ничего путного у него из этой затеи не вышло

(у многих других фронтовиков тоже не выходило), не умел он детишек в

строгости и в повиновении держать. Душа за войну истомилась, требовала

покоя, внимания и ласки. А детишки ведь, сорванцы, слабину сразу

чувствуют (да еще на таких вольных уроках, как физкультура и военное

дело), и не успеет незадачливый учитель оглянуться, а они сами уже им

командуют и руководят. Год всего выдержал Соломон нешуточные учительские

испытания, а потом рассчитался, и несмотря на серьезный уже возраст -

двадцать шестой год ему шел - сам попросился в ученики, причем, казалось

бы, в столь незавидные и даже обидные для вчерашнего офицера - стал

обучаться парикмахерскую делу.

═Тут-то Василий Иванович, Василек, и повстречался с Соломоном Яковлевичем.

На таких первоклашках, к осени по-тарзаньи обраставших волосами до самых

плеч, и обучался Соломон Яковлевич своему парикмахерскому волшебству и

умению. И вскоре так обучился, так прикипел к этому делу, что стал самым

лучшим и самым знаменитым в округе парикмахером-цирюльником. Постричься,

побриться (а этому умению он научился на своих побратимах-фронтовиках, во

всем терпеливых и выносливых) у Соломона почитали за честь самые высокие

районные начальники. Очередь к нему выстраивалась много длинней, чем к

другим парикмахерам, тоже искусникам немалым, к тому же из клиентов

особых, приверженных только к "своему", испытанному и проверенному

мастеру. Ни к какому иному они идти не желали и готовы были просидеть в

парикмахерской хоть полдня, лишь бы только попасть к Соломону.═ Но

Василька, а после уже и Василия Ивановича Соломон Яковлевич всегда брал

без очереди (и никто тому не противился), запомнил его по ученическим

своим опытам.

═Год за годом, и они сдружились крепко, и уже при каждом наезде в город

Василий Иванович непременно проведовал Соломона Яковлевича, даже если у

него и не было потребности стричься и бриться.

═Василий Иванович и сегодня намеревался обязательно проведать Соломона

Яковлевича, даст Бог, он жив и невредим. В парикмахерской, понятно, Соломон

Яковлевич давно уже не работает, годы все-таки у него древние, без малого

восемьдесят, на пенсии военной и парикмахерской живет, внуков нянчит. А их

у него, кажется, то ли пять, то ли шесть. Женился Соломон Яковлевич═ в

начале пятидесятых годов, но не прежде чем утвердился в парикмахерском

своем деле, стал заработок твердый и надежный иметь. Детей у него родилось

трое, и все сыновья, а Соломону Яковлевичу хотелось дочерей, девочек, чтоб

сестренок погибших малолетних они ему напоминали да, может, и имена их

носили. Но Бог послал ему сыновей, ребят═ настойчивых, разворотливых. Все

трое выучились, институты позаканчивали: инженеры, врачи, юристы. И жен

себе таких же взяли, разворотливых и ученых.

═Жаль, конечно, что Соломон Яковлевич уже не при деле, что в

парикмахерской между двумя банями его больше не встретишь. А ведь как

заманчиво было бы Василию Ивановичу сесть в его волшебное кресло, будто в

мягкую белоснежную купель опуститься, положить руки на подлокотники, а

голову закинуть на удобно, по росту и размеру клиента подогнанный

подголовник. Соломон Яковлевич обернул бы, запеленал бы Василия Ивановича,

словно дитя малое, чистой простынкой (он всегда для Василька, для Василия

Ивановича чистую, нетронутую простынку доставал из специального шкафчика)

и начал бы колдовать над ним, над заросшей его головой, над подбородком,

который, как и нынче, недели две, а то и все три небритый,

волшебник-волшебником, чародей чародеем. Сидит Василий Иванович в кресле у

Соломона Яковлевича, отдыхает, нежится (так вот в кресле Соломона

Яковлевича, может, по-настоящему-то и отдохнет за весь трудовой год),

голова под ножницами, машинкой и целым набором гребенок, а еще больше под

дыханием Соломона Яковлевича прямо-таки плывет у Василька, Василия

Ивановича, будто от молитвы какой. А в самом конце, когда Василий Иванович

уже пострижен и побрит, Соломон Яковлевич достает знаменитый свой одеколон

"Красная Москва" и щедро окропляет им и голову, и подбородок постоянного и

верного своего клиента и не берет за═ добавочную эту услугу никогда ни

копейки. Василий Иванович каждый раз пробует сопротивляться Соломону

Яковлевичу, сберечь дорогостоящий одеколон, говорит ему чистосердечно и

искренно:

═ - Не надо, Соломон Яковлевич, все равно сейчас в баню идти.

═- А пока до бани дойдешь? - спрашивает, улыбается ему в ответ Соломон

Яковлевич, и на том они находят полное понимание.

═ ...Совсем уже рассвело, солнышко встало на восточном горизонте в полный

круг. Идти Василию Ивановичу легко и безмятежно и все время как будто за

журавлиным клинышком вдогонку, за последним замыкающим журавушкой, который

нет-нет да вроде бы и мелькнет на небе едва видимой черточкой.

Оделся-обулся Василий Иванович в дорогу все ж таки по уму (главное, на

куртку заморскую не позарился), все на нем сидит вон как ладно, впору и в

меру, не стесняет ни шага, ни самого малого движения. Морские неизносимые

ботинки на утренней пороше скрип да скрип, телогреечка в ответ им шурх да

шурх, а лисья шапка переговоры их скрадывает, прикрывает сверху, неслышимо

колышется на ветру каждой своей меховой ворсинкой, щекочет шею пушистым

хвостиком.

═Иногда вскидывает Василий Иванович голову поверх деревьев, встряхивает ее,

еще как бы полусонную, не отвыкшую от домашнего тепла и нагрева, и вдруг

начинает немало дивиться сам себе: чего это он так обширно и обстоятельно

думает о Соломоне Яковлевиче, о жизни его прошлой, страдальческой, иных

дум и мечтаний у Василия Ивановича нету, что ли? Под сегодняшний

праздничный день о веселом чем-нибудь, пригожем да завлекательном думать

бы можно.═ А вот почему-то не получалось. Видно, так уж устроен русский

человек, что только своей жизнью, только своими страданиями и своими

радостями жить он не может,═ не приучен к тому. Ему непременно надо

страдать чужими, посторонними страданиями, думать - не передумать о том,

как помочь этому постороннему, а то и вовсе чужому человеку, как вывести

его, вызволить из страданий. И никуда от═ этого не денешься, на то ты и

русский природный человек: страдай и мучайся и за себя, и за другого.

═Свои, вспаханные и засеянные Василием Ивановичем и Лешкой зеленя обочь

дороги, между тем, закончились, потянулись соседские, иных колхозов и

артелей. Василий Иванович радовался и им, несколько раз сбегал с узенькой

ленточки асфальта, мял в руках, раздвигах холодный зеленый покров,

кое-где уже припорошенный снегом, глядел и точно так же, как и на своих

полях, определял на ощупь, как они кустятся, как идут в рост. И если все

было хорошо и ладно,═ то радовался за соседей, хвалил незнаемых ему

механизаторов, пахарей и сеятелей: "Молодцом ребята, молодцом!" Да и как

было их не похвалить: раз засеяно в одном колхозе-артели, в другом и в

третьем, то, стало быть, засеяно и по всей России, и, стало быть, будем мы

с хлебушком, сыты и довольны. А хлебушек, как известно, всему голова, из

него жизнь повсюду начинается, основа жизни.

═Если же видел Василий Иванович где-либо недогляд, огрехи и небрежение, то

приходил в немалое волнение, а иной раз так почти что и в ярость. Вот, к

примеру, в двух или трех местах заметил он, что вокруг опор линий

электропередач, которые намертво, по-кошачьи вцепились в железобетонные

основания, земли невспаханной и незасеянной оставлено больше положенного.

Поленились ребятки сделать еще кружок, поднырнуть под высокие эти линии.

Дело известное, колгота с опорами немалая, ведь это хочешь не хочешь, а

надо с налаженной прямой борозды, что бежит за трактором от горизонта до

горизонта,═ сворачивать в сторону, петлять, каждую минуту выхватывая,

поднимая и опуская плуг назад в землю. Много легче оставить огрех, пусть

зарастает себе бурьяном: полынью и дурнишником - земли и так в избытке,

чего скупиться. Нет, друзья мои хорошие, земли, землицы родимой, никогда в

избытке не бывает, она всякий день, всякий год в обрез, в бережение:

посеешь бубочку, зернышко,═ а вырастет колосок. Колосок же к колоску - и

уже мучица, каравай хлебный, сытость и жизнь.

═Василий Иванович пожурил соседских небережливых механизаторов: может,

молодые какие, нерачительные, не в пример, скажем, Лешке, или старые да

выпившие, веселые, когда одна борозда за две кажется. Тут уж чего греха

таить, водится подобная беда между братом-механизатором: выпить для

согрева где-нибудь на обмежке, под березами и липами.

═ Или вот в другом месте заметил Василий Иванович еще одно явственное

небрежение. Все немалое, шириной, наверное, метров в пятьдесят,

пространство═ от асфальта до лесополосы заросло густой, теперь к осени

потемневшей, черной почти непроходью все той же полыни, дурнишника и

другого бесполезного бурьяна. И так на долгие километры. А вот у них в

артели подобного небрежения нету. Анатолий Николаевич мужик смекалистый,

от его глаза ничто не уйдет, не спрячется: велел по ранней весне Василию

Ивановичу и Лешке распахать придорожную это полоску-ленточку и засеять ее

яровыми разными злаками на подкормку скотине═ и на силос. И взяли потом

этого силоса немало, за колхозным двором на пустыре громадный курган из

него возвели, наметали. Жаль, Василию Ивановичу там из-за хворобы своей

потрудиться не удалось - Лешка один курган тот утюжил трактором, поднимал

до самого неба.

═Много еще чего хорошего и не совсем хорошего видел по пути своего

движения Василий Иванович. Одному радовался, другому огорчался, думал, как

бы исправить запустение, недочет, как передать через того же Анатолия

Николаевича, который часто бывает в районе на всяких сельскохозяйственных

заседаниях, соседям-товарищам═ свои замечания и похвалу.

═Шагал Василий Иванович теперь совсем уже бойко, успевал лишь

перекладывать кошелку из руки в руку да следить за дальней журавлиной

черточкой. Ничего у него не болело ни в пояснице, ни в ногах, ни в груди,

все работало слаженно, в одно общее дыхание и удар сердца, как только что

вышедший из капитального ремонта, перебранный собственными руками трактор

или комбайн. Веселилась и прямо-таки пьянела от надежного такого,

скорого движения, от утреннего морозца, ветерка и все круче поднимающегося

солнца душа Василия Ивановича.

═Так и добежал он до родного своего районного чудо-городка. В последний

раз спустился в неглубокую ложбинку, перешагнул в три-четыре шага через

мосточек-кладку над звонкоголосым неподдающимся пробному еще октябрьскому

морозу ручьем, потом взметнулся на пригорок и вот он - чудо-городок, весь

как на ладони.

═Любил его Василий самозабвенно, любил, надежно берег и охранял в сердце,

помнил в самых дальних своих странствиях и подводных походах, как помнил

и любил отца с матерью, Анюту, невесту и жену свою будущую, как любил

щедрое солнце на небе и тучные хлеба на земле.

═На семи холмах раскинулся их городок, обнесенный неодолимо

стеною-крепостью с широкими затворными воротами и сторожевыми башенками по

всей окружности. Церквей православных, куполов и маковок, высоких звонниц

с колоколами-перезвонами несчитанно: и Казанский сбор, и Владимирский, и

Благовещенский, и Святого Покрова, и Никольская церковь, и Богородицкая, и

Михайловская, и Петра и Павла, и еще всяких других великое множество. В

прежние времена были они в преступном запустении, порушенные, а то и

опоганенные: в одной склад какой-нибудь оборудован, продуктовый или

промтоварный, в другой - овощехранилище или ремонтная мастерская, а в

третьей вроде бы ничего нет, так от этого еще хуже и плоше, гибнет она

прямо на глазах, ветер сорный гуляет от притвора до Царских Врат, воробьи

и вороны сквозь купола обнаженные залетают, гнезда на крылости вьют. В

детские и юношеские годы Василия Ивановича только Покровский собор и

работал, но и туда не всяк зайти смей, особенно если ты в комсомоле

состоишь или, не дай Бог, в партии: детей окрестить, к вере христианской

своей, исконной приобщить нельзя, усопших, отца или мать, отпеть,

проводить в последнюю дорогу с упокойной, очищающей молитвой не положено.

О свадьбе же, о венчании церковном, чтоб молодые клятву на верность друг

другу дали не только перед изменчивым миром, но и перед Богом вечным, и

вообще думать было запретно. Василий Иванович, правда, с Анютой венчанные,

хотя и оба комсомольцами были (кто ж в их времена не был ими), а

вознамерились и повенчались в церкви их сельской, тоже имя Покрова Божьей

Матери носящей. И никто им ничего не сделал, хотя посягательства и были,

из комсомола даже хотели исключить, инструктор какой-то из райкома

комсомола приезжал, пробовал журить их, но они не поддались на ту журбу,

скрепились совместно и устояли. Да и председатель тогдашний Василь

Трофимович за них заступился, ему ведь в первую очередь не комсомольцы

были нужны, чтоб со знаменами ходить, а работники,═ механизаторы и доярки,

чтоб в поле и на ферме от зари до зари трудиться.═ На Василька-подводника,

тезку своего, и на Анюту он крепко тогда рассчитывал, они работниками себя

показывали надежными и терпеливыми, может, даже и понадежней иных самых

преданных комсомольцев. И что же теперь: комсомола давно нет, в одних

воспоминаниях он остался (иной раз, конечно, и заманчивых: молодость с ним

связана, горение и подъем души немалые - тут уж тоже не надо хулить подряд

все, что в прошлом, невозвратном времени было), а венчание то Василия

Ивановича и Анюты в церкви Покрова навсегда у них в сердце.═ Может, оттого

и жизнь свою супружескую, сорок лет почти, прожили они с Анютой в ладу и

взаимном понимании. Бог все видит, все примечает и каждому воздает по

деяниям его. Глядишь, и остаток этой жизни, сколько ни дадено им его

будет, проживут они под Божьим неусыпным покровом и охранением все так же в

ладу и крепости.

═Теперь, слава Богу, церковный разор и запустение миновали. Все храмы и

самые малые церкви куполами золочеными сияют, восстановлены и народу

богомольному возвращены на любовь и коленопреклоненную молитву. Оно

хорошо, конечно, отрадно, что все восстановлено, в порядок и благочестие

приведено, что немало═ в новых храмов в великолепии и золоте построено. Но

иной раз только диву даешься человеческим помыслам: вчера, на твердой еще

памяти Василия Ивановича, какой-нибудь великий поборник на каждом углу про

опиум для народа кричал, в церквах и храмах конюшни и склады устраивал, а

сегодня он же первый из первых храмы эти восстанавливает и укрепляет.

Простить и понять человека этого, прежде заблудшего, всем сердцем хочется

и желается: может, вправду вера исконная, почитаемая отцами-дедами,

вернулась к нему, очистила═ в покаянии душу.═ Но часто и сомнения немалые

берут, глядя на его поспешное перерождение - не новое ли тут лукавство, не

новая ли хитрость, не новое ли предательство, замышленное лишь ради

собственной выгоды. И коли как, то это много хуже любого разорения,

потому что тут душа человеческая порушена до основания, выжжена

дьявольским огнем, и вместо нее зияет лишь черная, чернее смой глухой ночи

дыра.

═Но не одни лишь православные храмы, церкви и часовенки видны по всему

чудо-городку. Если присмотреться хорошо и внимательно, то вдруг заметишь

между ними в одном месте высокую мусульманскую мечеть, минарет с

вознесенным на остроконечную вершину полумесяцем, в другом - католический

костел и кирху лютеранскую, в третьем - синагогу еврейскую многовековую, а

чуть в отдалении так даже и пагоду буддийскую, не то китайцами, не то

калмыками возведенную. В прежние годы и мечеть, и костел, и кирха, и

синагога с пагодой тоже были разрушены основательно, забвению и строгому

запрету преданы, а нынче, вишь, и они возродились трудом и мечтами

человеческими,═ и будто вся Россия тут, в городке, сошлась, объединилась и

обустроилась в одночасье. И ничего, уживаются, дружат между собой все ее

жители разноплеменные: в одном и том же депо железнодорожном работают, на

одном и том же базаре встречаются (одни продают, другие покупают, третьи

просто приценяются во взаимном общении), с одной и той же реки

быстротекущей воду пьют, одним и тем же воздухом дышат. Да что там,

воздух, вода и солнце единые на всех, - в баню одну и ту же все сообща

ходят, в еврейскую или в железнодорожную. И Василий Иванович за долгую

свою жизнь не помнит ни единого такого случая, чтоб не поделили они там

тазики-шаечки, мочалки или полки в огнедышащей парилке.═ По крайней мере,

до═ этого времени, до этого дня делили, взаимно уступая друг другу и

лучшую шаечку, и лучшую полку (у кого на какую духу хватало), уживались в

полном миру и согласии. За это, может быть, больше всего и любил свой

чудо-городок Василий Иванович.

═Как и когда образовались в городке мечети, костелы и пагоды, доподлинно

неведомо и незнаемо. Одни предания говорят, раньше синагоги, другие - что

много позже, во времена татаро-монгольские, калмыцкие и польско-литовские.

Да теперь оно, может, и без разницы: остатки это воинственных,

непримиримых татаро-монголов, потомков Чингис-хана и Тахтомыша, кочевых

калмыцких племен, появившихся в понизовьях Волги═ на месте бывшего

иудео-хазарского каганата,═ горделиво-надменных польских и литовских

панов, или новые и новейшие поселения, - главное, все обрусели,

пропитались русской природой и русским духом, несмотря на все свое

различие в языках и вере, и теперь чудо-городок точно такая же для них

родина, как и для Василия Ивановича, исконно русского человека, потомка

древлян, севрюков и вятичей.

═ Еще только собираясь в дорогу, Василий Иванович определил весь

распорядок короткого своего праздничного дня. Первым делом, конечно,

заглянет он в парикмахерскую, пострижется, побреется, может, и Соломона

Яковлевича там где повстречает, дом ведь его в двух шагах от

парикмахерской стоит, поговорят они с ним душевно и сердечно о разных

делах, и далеких, и близких. У них эти беседы всегда получались обоюдно

завлекательными. Потом пойдет Василий Иванович в баню: в любую, которая

будет работать по сегодняшний благополучный день, отведет там душу, омоет,

пропарит по всем статьям и полка, укрепит от всяких болезней тело. Ну а

под вечер проведает Ксюшу, внуков и зятя Володю. Он ладно что учитель и

даже директор, а с Василием Ивановичем по рюмочке всегда выпивает,

особенно если тот приходит к ним в гости так вот, после большой

праздничной бани. Понимает тестя, посмеивается хитро, слова заповедные

Суворова всякий раз вспоминает: "После бани крест продай, а выпей". Любит

и Василий Иванович посидеть, понежиться в городской их, обустроенной и

паровым отоплением, и газом, и теплым туалетом (тоже дело не последнее,

чего уж тут чиниться) квартире, с внуками серьезную какую-нибудь,

поучительную беседу повести, морскую походную жизнь свою повспоминать.

Сережка очень эти его рассказы-вспоминания любит, может, тоже в моряки

пойдет. Вечерком же налегке, с пустою кошелкою можно и домой, к Анюте. Там

свой праздник, свои воспоминания, свои разговоры. Случалось, что Володя,

хотя и выпивши чуток, но вызывался отвезти Василия Ивановича в село на

машине "Жигулях", но тот всякий раз отказывался, и не столько потому, что

опасался ехать с малость хмельным шофером, а потому что хотелось ему в

обратный путь пуститься пешочком. После бани и задушевной беседы-застолья

в доме у Ксюши идешь домой младенец-младенцем, чистый и обновленный. Ноги

сами несут, словно за спиной у тебя два крыла журавлиные нечаянно выросли.

═Поднявшись на возвышение, на бугорок, Василий Иванович в охотку

полюбовался оттуда и православными маковками, и мусульманским

полумесяцем на минарете, и костелами-кирхами, и пагодой с синагогой. Все

стояло на своих местах, обустроенное, тестово-каменное и как бы соединенное

невидимыми нитями друг с другом.═ Осеннее солнце, ясно-умытое и уже хорошо

разгоряченное, будто только-только из бани и парилки, казалось, недвижимо

зависло и специально задержалось больше положенного над чудо-городком, над

золочеными его маковками, над шпилями и иглами, над крестами и

полумесяцами, обтекая их лучами то с одной стороны, то с другой и зорко

следя, чтоб всем тепла и света досталось поровну.

═Василий Иванович во все легкие вдохнул яркого этого солнца, чистого,

свежего воздуха, ветра, по-ребячьи смело и беззащитно подставил лицо

бодряще-белому снегу-пороше. Потом чутко различил среди всех городских

звуков, утреннего людского гомона, птичьего грая,═ машинного

разноголосого гудения перезвон родных своих православных колоколов и,

метя прямо на этот звон, сбежал с пригорка и весело, легче легкого

поднырнул под затворные (теперь, правда, всегда широко распахнутые)

крепостные ворота. Сразу за воротами он свернул налево и вдоль крепостной

стены все так же ходко и весело устремился к старинному ажурно плетенному

мосту через железнодорожные линии. Миновать его было никак невозможно,

потому как собственно город и начинался за этим знаменитым мостом,

возникшим в те времена, когда возникло железнодорожное депо, Дистанция

пути, и крепостная баня превратилась в железнодорожную.

═Мост этот по-особому был любим всеми горожанами, всеми прихожими и

приезжими гостевыми людьми. Тут часто все сходились для разных, самых

необходимых встреч и бесед, молодые люди назначали любовные свидания, по

той простой причине,═ что на мосточке этом никак не потеряешь друг друга и

не пройдешь мимо своей судьбы; старики же, иной раз так даже и с трудом

уже взбираясь по крутым его═ ступенькам, приходили сюда, чтоб постоять,

опершись на литые чугунные перила, повспоминать молодость, полюбоваться с

высоты полным городом.

═ Василий Иванович теперь тоже был уже почти что стариком и не смог держать

себя, остановился посреди моста, оперся о перила и загляделся еще раз во

все глаза на пробуждающийся к утренней жизни чудо-городок и тоже многое

вспомнил. Свиданий он тут, конечно,═ не назначал (и у них с Анютой были

другие, свои заповедные местечки на берегу быстротекущей их реки), но

бегал через мосточек в детские и юношеские годы частенько и много чего

видел интересного, много встречал интересных, памятных всему

послевоенному городу людей: увечных инвалидов, нищих, старинных,

дворянского происхождения жителей, которые в конце тридцатых годов вдруг

на десятилетия исчезли из городка не по своей доброй воле, не по своему

желанию и только теперь, в середине и конце пятидесятых стали опять

появляться. Худые, изможденные, донельзя изработавшиеся в долгих своих

отлучках,═ часто уже позабытые (а то и похороненные) своими семьями,

родственниками, они сходились на чугунном этом мосту, глядели на город, а

о чем думали, то никому неизвестно.

═ Василий Иванович тоже отлучался из городка, но ненадолго, всего на

четыре года морской подводной службы, и поэтому мысли у него были самые

веселые и светлые, открытые любому и всякому нараспашку: урожай, слава

Богу, убрали, сладили, землю заново вспахали и засеяли - радуйся,

веселись, русская православная душа.

═ С переходного, похожего на высоко-небесную радугу моста город виден

совсем уже вблизи, как на ладони. Казалось, протяни руку, и сможешь

прикоснуться, погладить любую его маковку, любой костел и мечеть, любую

крышу дома. Василий Иванович и притрагивался и гладил, перебирая рукой по

маковкам и шпилям вдоль крепостной стены. Все ему было тут знакомо, все

ведомо, не раз стоял он на мосточке, ласкали рукой и взглядом все его дома

и храмы, не раз и гладил. И вдруг рука Василия Ивановича повисла в воздухе

непослушной, немощной плетью, будто обессилела от неожиданного, коварного

удара: заскорузлая, вся в мозолях и трещинах ладонь ее не═ обнаружила в

крепостной стене покатой, всегда вовремя и обильно покрашенной суриком

железнодорожной бани. Вернее, крыша-то была,═ но какая-то совсем иная: без

затейливо сложенных охранных бордюров по всему периметру, где любили

всегда гнездиться и отдыхать после быстрокрылых полетов дикие голуби; без

ажурных, резных водостоков, по которым во время дождя стекала и пенилась

избыточная ливневая вода; и даже без слухового, повернутого на запад

оконца-выхода, тоже обрамленного ажурными, резными наличниками, правда,

деревянными. Вместо всего этого были какие-то посторонние выступы и

надстройки, больно, до крови и увечья царапающие руку. Приглядевшись

повнимательней, Василий Иванович обнаружил, что и цвет крыши, во всю

ширину равнинно-плоской, не ярко-красный, привычно радующий глаз, а

какой-то асфальто-черный, непроницаемый. Совсем иными были и стены: тоже

не из красного обжигного кирпича, сложенные мастерами-предками на яичном

белке и не требующие никакой штукатурки, а мертвенно-белые, меловые,

словно кто надел на баню белый поминальный саван.═ Василий Иванович не

поверил всему этому видению и, резко оттолкнувшись от чугунных перил, что

было силы в ногах сбежал к подножью моста, но не по центральному пролету,

а по небольшому отрогу, специально сооруженному, чтобы скорее и сподручней

можно было проникнуть в Дистанцию пути, а мимо нее и в баню со стороны

железнодорожных путей.

═Бани действительно не было. Вместо нее на законном ее крепостном месте

возвышалось неведомой формы и облика сооружение, от земли до плоской

асфальтной крыши забранное в новомодный слоново-белый пластик. Не было на

фасаде даже самого названия "Баня",═ которое при строительстве

мастера-искусники выложили прямо из кирпича. Вместо него красовалось

написанное ярко-синими, ядовитыми какими-то буквами совсем иное

обозначение: "Аквацентр "Посейдон". Кто такой Посейдон, Василий Иванович

знал еще со времен своей мореходной службы: грозный повелитель подводного

царства, морской пучины и стихии. Понятно Василию Ивановичу было и слово

"центр", тут уж чего не понять: центр - значит, главное, основное место,

как центр города, к примеру, или центр государства - Москва. А вот что

такое "Аква", он никак уразуметь не мог, заграничное, судя по всему,

взятое взаймы словцо, которых понатыкано сейчас на каждом шагу превеликое

множество, словно специально для того, чтобы сбить с толку русского

человека.

═Еще раз оглядев издалека чудовищное это, похожее на

пластиково-омертвевшую медузу здание, Василий Иванович подошел к нему

поближе и даже поднырнул под нахально выброшенный от двери к самому

тротуару козырек на двух толстоногих колоннах, которого прежде тут никогда

не было, а было лишь маленькое игрушечное крылечко над дубовой всегда

плотно закрывающейся от═ сквозняка и постороннего глаза дверью. Впрочем, и

старинной той банной двери он не обнаружил. Ее заменяли металлические едва

ли не во всю стену двухстворчатые ворота, тоже окрашенные в белую краску.

Запирались они хитроумным каким-то кнопочным замком-затвором, будто в

тюрьме или каком ином узилище. Но═ шифрового этого замка хозяевам и

владельцам Медузы Горгоны оказалось мало, и они выставили у ворот часового

бойца. Да еще какого! Василий Иванович невольно залюбовался им. Сразу было

видно, что парень не случайный, не рядовой, а тщательно выбранный из не

одного десятка, а то, может, и не из═ одной сотни претендентов═ на

караульную эту опасную службу. Бог не обделил его ни ростом, ни обличьем,

ни силой. Прямо-таки Иван-царевич, а не парень! Росту по два метра,═ не

меньше, в плечах косая сажень, волосом рус, глаза - словно два луговых

бездонных озера. Такому бы парню да в руки косу-"девятку", он непременно бы

шел в ряду мужиков первым, захватывая в прокос сразу пол-луга. А если бы

встать ему за плугом-сохой при добром коне, то вспахал бы он к вечеру не

одну десятину, забросил бы сошку за ракитов куст да и пошел бы свершать

подвиги, искать полоненную Змеем-Горынычем Марью-царевну. И победил бы в

честном бою всех недругов, от Соловья-Разбойника до Кащея Бессмертного.

═ Но вот же стоит облаченный в пятнистую камуфляжную форму у═ железных

ворот, сторожит неведомо что. Хотя, может, сторожит и не по доброй воле -

может, тот же Змей-Горыныч заколдовал его да и═ поставил на подневольную

службу у железно-каменных ворот.

═ Василий Иванович, набравшись смелости, подошел к парню и спросил вполне

мирно и доверительно:

═- Скажи на милость, тут раньше баня была, куда девалась?

═- А это и есть баня! - белозубо улыбнулся ему сторожевой парень.

═- Какая же это баня?! - всерьез обиделся Василий Иванович и указал

свободной от сумки рукой на фасад здания. - Там вон совсем иное написано,

какой-то "Аквацентр".

══ - Аква, - великодушно пояснил ему парень, - значит вода. Чего ж тут не

понять?!

═- Ну так бы и написали: "Водный центр", - сердясь, начал заводиться

Василий Иванович, хотя парень ни в чем перед ним и не был повинен.

═- Это не моего ума дело, - тоже построжал караульный.

═Но Василий Иванович не придал его строгости никакого значения. Чудилось

ему, что парень этот только снаружи такой грозный═ и суровый, а внутри

весь он мягкий, податливый, к примеру, такой, как, Лешка Малец. Вот бы

поменять их местами: Лешку поставить сюда на карауле, отбывать воинскую

повинность, а парня этого, богатыря, к Василию Ивановичу в помощники на

комбайн. Они бы с ним поладили: глаза-то у парня, гляди, какие голубые,

точь-в-точь, как у Лешки. Впрочем, Лешка вишь какой упористый:═ в наемную

службу напрочь отказывается идти, ему Отечество надо защищать, а не бани

караулить. А этот парень, поди,═ наемник, хотя, может, и не добровольный.

═ - Ну, а помыться в этой "Акве" можно? - совсем уж бесстрашно спросил

парня Василий Иванович и даже поставил сумку у ног на выложенную каменной

узорчатой плиткой землю.

═ - А чего ж нельзя! - охотно вступил с ним в переговоры охранник. -

Двести рублей - и два часа мойся-парься, сколько душе угодно.

═ - Да ты что?! - изумился Василий Иванович. - Двести рублей за баню?! У

меня и денег таких нет.

═ - Ну тогда как знаешь, мойся дома у печки из чугунка.

═ Он потерял к Василию Ивановичу всякий интерес, прошелся вдоль ворот от

одного их края до другого, как ему, наверное, и положено было согласно

уставу караульной службы, но потом, видя, что Василий Иванович не уходит,

замедлил возле него шаг и, скуки ради,═ продолжил разговор с заметной

юношеской подначкой:

═ - Это только для начала двести, а если с дополнительными услугами, так и

пятьсот рублей готовь, и тысячу.

═- Что еще за дополнительные услуги? - пропустил миом ушей его подначку

Василий Иванович: любопытно все же было ему, какие нынче в городе порядки

и цены, за что и почем платится.

═- Массаж, например, - почти в открытую уже смеялся-веселился парень, -

спинку потереть, животик и все прочее.

═- Зачем мне массаж? - не понял его поначалу Василий Иванович, - у меня

мочалка есть, травяная, рогожная, сам справлюсь.

═- Ну ты даешь, отец! - вроде бы как и пожалел Василия Ивановича парень. -

Дело ведь не в массаже, а в массажистках.

═ - Тьфу ты, Господи! - чистосердечно возмутился Василий Иванович. -

Только массажисток мне и не хватает!

═Вступать в дальнейшие переговоры с парнем-охранником Василий Иванович не

стал. Ни до чего они с ним не договорятся, парень за═ парилку-помывку ни

рубля не скостит, не в его это, действительно,═ воле и возможностях, он

всего лишь караульный подневольный охранник, поставленный навечно у ворот,

чтоб следить за порядком и не пускать внутрь водного центра таких

случайных безденежных людей,═ как Василий Иванович. Конечно, поглядеть,

что там в этом центре, в этой заморской "Акве" делается внутри, в ее

покоях и апартаментах, было заманчиво и любопытно, но коль нельзя, коль

не по деньгам, так и думать о том не следует, а тем более мечтать.

═ Василий Иванович и не позволил═ себе ни думать, ни мечтать, с детства

приученный, как и любой иной русский человек, далеко мечтами не улетать,

бесполезно ими не шириться. Он легко подхватил с земли сумку и, особо не

огорчившись неудачей с железнодорожной баней, решил идти в еврейскую, где

порядка всегда было больше, хотя и строгости тоже много больше. В

подкрепление счастливой своей задумке Василий Иванович обнадежил себя

мысль, что в еврейской бане он, глядишь, повстречается с Соломоном

Яковлевичем, тоже заядлым парильщиком, и будет им обоюдно хорошо и приютно

от нечаянной той встречи: и спинку друг другу потрут, и душу взаимно

отведут в разговорах.

═Но расстаться со сторожевым парнем без прощальной переклички Василию

Ивановичу не удалось. Парень, судя по всему, был из разговорчивых,

компанейских, может, даже и балагур какой, хотя балагуры обыкновенно

бывают росточка невеликого, бойкие да юркие. Заметив, что Василий Иванович

подхватил сумку и вознамерился уже уходить, он опять белозубо улыбнулся и

посоветовал ему:

═- Ты скорей добывай деньги и назад, а то═ баня сегодня только до обеда!

═- Это чего ж так? - задержал на минуту шаг Василий Иванович и простодушно

спросил парня: - После обеда, что, женская будет?

═- Совместная! - совсем уже всласть и охотку рассмеялся балагуристый этот

парень. - Вениамин Карлович мыться будет.

═- А кто такой Вениамин Карлович? - еще простодушней полюбопытствовал

Василий Иванович, хотя ему, в общем-то, и без разницы было, кто в бане

будет мыться до обеда, а кто после - ему с ними на одной полочке не

сидеть, одним веником не париться.

═- Дед Пихто! - в последний раз хохотнул парень, но потом, словно он и

впрямь был Иван-царевич и наперед знал, чем вся сказка закончится,

вполглаза подмигнул Василию Ивановичу и выдал ему страшную тайну: -

Змей-Горыныч!

═ Василию Ивановичу впору было поставить сумку на прежнее место и завести

с этим заколдованным царевичем потаенную, во всем секретную беседу: может,

помощь ему какая дружеская нужна, участие, дорогу указать, медведя из

расщелины вызволить, утку в небе разглядеть, щуку в реке изловить? Но в

эту минуту мимо бани проходили какие-то посторонние, случайные люди, толпа

целая, нашествие (не специально ли подосланы?!), и Василий Иванович

поостерегся при них заводить с парнем секретную беседу. А когда толпа

схлынула, словно растворилась среди городских высоких домов, парня перед

ним уже не было, скрылся, похоже, за железными воротами, то ли кем-то

вызванный в "Акву", то ли по доброй воле, наскучив разговором с

бесполезным ему Василием Ивановичем.

═ Оно, может, и к лучшему. Как-нибудь в другой раз они побеседуют с ним

поосновательней, потверже (и без посторонних свидетелей) о судьбе

человеческой и государственной, а сейчас Василию Ивановичу надо бежать в

еврейскую баню. Пока он тут стоит, тешит себя пустопорожними надеждами,

там, поди, очередь образовалась человек на десять-пятнадцать, и вон

сколько надо будет стоять, пока проникнешь в предбанник к заветной кассе,

где по-прежнему сидит,═ наверное, бессмертная, нестареющая Рива. Это ведь

только в "Акве" определено по часам, сколько париться, сколько мыться,

сколько в отдохновении сидеть на лавке после парилки, опустив ноги в тазик

с холодной водой. А в настоящей бане все по желанию,═ все по уму и сердцу:

хочешь - наскоро, всего в один заход попарься, помойся и скорее на выход,

уступая место очередному помывщику, а хочешь, - сиди, пребывай хоть целый

день, заходи в парилку и раз, и другой, и третий, все выше и выше

поднимаясь на многоступенчатых полках, все чаще и чаще плеская на

огнедышащие раскаленные камни из ковшика квасом, настоянном на хмеле и

мяте. Где же тогда еще═ и быть человеческой свободе, как не в бане, когда

он отрешается от всего случайного, мирского, очищается от всякой наносной

скверны и беседует, исповедуется очищенной душой с Ангелами поднебесными?!

Вот что такое, по разумению Василия Ивановича, доподлинная, первозданная

баня.═ Да без нее ни один человек на земле прожить не может, ни в одному

государстве, ни в одной державе, а тем более в державе русской.

═(Продолжение следует.)

Поставьте наш баннер

Солнышко светит. Грачи прилетели.
Тают снега на равнинах безбрежных.
Вот и прошли холода и метели,
Вот и минули три месяца снежных.
Белые хаты стоят над оврагом.
Птицы над ними кругами летают.
Будто каким-то охвачены страхом,
Будто чего-то недопонимают...
Может быть, запах грачей удивляет,
Иль тишина не понравилась птицам?..
Бог его знает, чего их пугает,
Что им мешает на землю садиться...
Может быть, сверху они увидали,
Как копошится в навозе старуха,
Или чуть слышные чьи-то рыданья,
Может, достигли их птичьего слуха...
Нынче никто уж могил не копает.
Нынче никто не кричит, причитая...
Полумертвец на крыльцо выползает...
Господу молится полуживая...
Трупы лежат во дворах и в канавах,
Трупы в домах и в грязи придорожной.
Многие - в полузасыпанных ямах,
Полуистлевшие с осени прошлой...
Смрадом, замешанным с мартовским паром,
Хаты полны и проулки кривые.
Двое детей за колхозным амбаром -
То ли уж мёртвые, то ли живые...
А за амбарными теми дверями
Нету ни зёрнышка вот уж полгода.
Был урожай, и довольно немалый,
Да увезли его "слуги народа".
Гнил он на станциях в кучах огромных,
Денно и нощно его охраняли.
А на днепровских равнинах просторных
Тысячи сёл до конца вымирали.
С Буга, с Ингула, с Днепра и с Кубани
Беженцев толпы брели спотыкаясь.
Близких своих зарывая руками,
Женщины выли в снегу, надрываясь...
Те, кто добрались до города всё же,
Или до Киева, иль до Полтавы, -
Полуживые, и мёртвые тоже, -
Все на подводах свозились в канавы.


Дмитрий Воробьевский (1987 г.).