О "ЗОЛОТОМ СЛОВЕ"
В "Слове о полку Игореве" около четверти всей песни занимает так называемое обычно "Золотое слово Святослава" - Святослава Всеволодовича, великого киевского князя, старейшины всей Киевской Руси во времена Игорева похода.
Эта совокупность строф даже в школах наших заучивается под таким именно названием: "Золотое слово Святослава". А между тем этому необходимо положить конец, ибо недопустимо, чтобы величайший памятник мировой поэзии превращался в источник ложных сведений по отечественной истории. Отнесение всех этих строф к Святославу Киевскому есть досадная ошибка.
"Тогда великый Святъслав изронил злато слово слезами смешено и рече: "О, моя сыновча, Игорю и Всеволоде! рано еста начала Половецкую землю мечами цвелйти" (рано вы начали Половецкой земле мечом обиду творить). Так начинается "Золотое слово". Далее, после горьких упреков "сыновцам" своим на то, что ни во что поставили его старейшинство ("это ли сотворили моей серебряной седине!"), киевский великий князь обращается с призывом ко всем князьям древнего Киевского государства - начиная от Карпат (Галицкий Осмомысл Ярослав) и кончая Волгою и Уралом (Всеволод Большое Гнездо). Вот это именно воззвание ни в коем случае не входит в "Золотое слово Святослава". Оно целиком принадлежит самому гениальному певцу. Он, как признают все, был тонким знатоком истории и междукняжеских взаимоотношений, а потому никоим образом не мог вложить в уста киевского великого князя, отца всех князей Киевсйой Руси, старейшины Русской земли, те слова, которые были унизительны для него именно как для первого в старейшинстве князя.
Особенно ясно это будет из дифирамба, который якобы Святославом Киевским произносится в честь галицкого князя Ярослава Осмомысла:
"Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы Угорьскыи (Карпатские) своими железными полки, заступив королеви (королю) путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твоя (твои) по землям текуть. Отворяеши Киеву врата. Стреляешь с отня (т. е. отеческого) злата стола салтаны за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславлича!"
Разве правдоподобно, чтобы только что перед тем скорбевший о своем попранном достоинстве - отца всех русских князей, старейшины всей Руси - Святослав Всеволодович Киевский вдруг этим обращением к Галицкому, да еще князю из рода Ростиславичей Галицких, сам поставил бы свое достоинство ни во что да еще воспевал бы Ростиславича Осмомысла за то, что он не только "султанов стреляет за землями", но и Киева врата отпирает, то есть принуждает к покорности. Ибо "отворять какому-либо городу врата" означало в Древней Руси принудить к сдаче, к покорности, вступить в город победителем. Среди историков это известно каждому.
Дадим прямой пример из летописи, который с несомненностью объясняет, что именно означало "отворять Киеву врата". Юрий Суздальский, отец Всеволода, который якобы тоже воспет киевским великим князем, - Юрий Суздальский отступает от Киева и пытается хотя бы Белгороду "отворить врата". Он обращается к белгородским гражданам с таким грозным требованием: "Вы есте людье мои, а отворите мне град!" На это белгородцы, зная уже, что у суздальского князя не хватило сил "отворить врата Киеву", насмешливо отвечают ему со стен: "А Киев каково тебе отворился?" ("А Киев ти ся кое отворил?")
Таких примеров, с несомненностью объясняющих, что именно Древняя Русь понимала под выражением "открывать ворота" какому-либо городу, мы знаем в летописях весьма много. Однако же комментатор "Слова о полку Игореве" по "Школьной серии" поучает школьников: "отворяеши Киеву врата" - то есть открываешь доступ в свою землю товарам, идущим из Киева и через Киев". В тяжелое положение ставят такие комментаторы преподавателей отечественной истории! А историю они искажают.
По-видимому, комментатора и переводчика смутил здесь дательный падеж вместо теперешнего родительного: "Киеву", а не "Киева". Но это особый древний оборот, обозначающий принадлежность: "солнцю свет" = солнца свет!
Итак, "отворяеши Киеву врата" означает, что галицкий князь вынуждал порою Киев к покорности. Единовластен всей Карпатской и Дунайской Руси во времена упадка власти киевских князей - Ярослав Владимирович Галицкий оказывался по своей военной силе зачастую сильнее киевских князей. Тем более что Осмомысл был зятем Всеволода Суздальского (женат на его сестре) и оба могущественнейших князя были союзниками. Эта традиция союза галицких с владимиро-суздальскими против киевско-волынских ведет начало еще со времен Изяслава и является главным содержанием междоусобного периода Киевской Руси.
Отец Осмомысла Галицкого, Владимирко, в союзе с Юрием Суздальским, в прямом смысле, лично "открывал Киева ворота" - входил в него с войсками, вынуждая к бегству киевского князя Изяслава.
Сам Осмомысл, вслед за краткой мирной передышкой после смерти отца, опять в традиционном для галицких союзе с кнлзьями суздальскими, вел междоусобную войну с киевскими князьями - то удачно, то неудачно (Киевская летопись). Кстати, в рассказе о борьбе с киевским князем нам опять встречается требование "отворить ворота". Теперь оно исходит от союзного Ярославу Осмомыслу князя: "Я пришел к вам не с войною, а я - ваш княжич; отворитеся. Один из города, изловчившись, ударил его стрелою в горло..." (Киевская летопись, 1157 г., перевод).
Ошибочность комментария, что якобы "открывать ворота" городу означало "открывать путь для товаров этого города через свои земли", совершенно ясна, в частности, и из этого примера. За что бы это воину стрелять князя в ответ на требование: "откройте ворота!", если это означало доброе желание "открыть доступ товарам" данному городу через свои земли!
Из всего сообщенного из летописей абсолютно ясно, что непомерно хвалебное обращение со стороны старейшего в Русской земле князя Святослава к галицкому князю Ярославу Осмомыслу никак не могло быть. И "господином" его наименовать киевский князь не мог никоим образом, ибо не был ни вассалом, ни, тем более, подданным галицкого князя.
Равные друг другу князья называли один другого "брате". Если даже "отцом" называл один князь другого, то этим самым признавал в каком-либо смысле старейшинство другого над собой: "Отец, прими меня в любовь к себе!" - постоянная формула как бы вассальной подчиненности или же временной зависимости. "Ты мне отец, а я - тебе сын. Ты - мне в отца место!" - так постоянно в летописях младшие, зависимые князья обращаются к старейшим. А те, в свою очередь, говорят: "брате и сыну". Иногда, в знак особого почтения и послушания, даже и старшего по возрасту шурина, который, за смертью отца-тестя, оставался как бы "отца вместо", наименовали "отец, отче".
Все эти оттенки обращений, их иерархия строжайше учитывались в междукняжеских отношениях. Это были формулы политические, а не только родственные. И вдруг старейший киевский князь назовет господином галицкого князя! Это противоречит всему, что известно о Киевской Руси по летописям, по старой и новейшей литературе.
Однако наши комментаторы, не говоря уже о переводчиках, не только обращение к Ярославу Осмомыслу включают в "Золотое слово Святослава", но и к Рюрику, и к Давыду, и к Всеволоду, короче говоря - ко всем князьям.
И Рюрика и Давыда, по воле комментаторов и текстологов, старейшина Киевской Руси вынужден именовать господами, а не "братьями": "Вступите, господина (древнерусское двойственное число. - А. Ю.), в злат стремень!"
Вот уж поистине: "В ничто старейшинство обратили!" И это особенно противоречит исторической истине, когда мы вспомним прямое указание летописи, что лишь принужденные Святославом, после неудачной для них борьбы с ним, Рюрик и Давыд - "Ростиславичи" - признали за ним старейшинство и уступили ему Киевский стол. Только перед самым походом Игоря у Святослава Киевского был заключен мир с Давыдом и Рюриком, и вот какого он был о них мнения!
"Я отомстил бы Всеволоду, но нельзя мне из-за Ростиславичей (Рюрика и Давыда), которые во всем пакостят мне в Русской земли" (Киевская летопись, 1180 г.). (Замечательно, что по Киевской летописи обращение Святослава Всеволодовича к Всеволоду, несмотря на то что последний превосходил его своей мощью, все ж таки "брате и сыну" (Киевская летопись, 6690 г.). Обращение "брат и сын" показывает, что Святослав Всеволодович считал себя самым старшим князем во всем русском княжеском роде, "в отца место".)
Вслед за этим у Святослава с ними началась жестокая междоусобная война, он сломил сопротивление Ростиславичей и удержал за собою Киев. И после этого он станет вдруг титуловать Рюрика и Давыда - "господина"?!
Всего сказанного довольно, чтобы увидать, в какую ошибку против истории Киевской Руси впадают иные переводчики и текстологи "Слова о полку Игореве", включая в Золотое слово Святослава" и обращение к другим князьям.
Этим разъяснением мы возвращаем должное творцу гениальной поэмы. Через эту поправку образ древнерусского певца-поэта, сказителя, акына, в котором олицетворен весь Народ, предстает еще более величественным. Обращение ко всем князьям: перестать враждовать меж собою, объединиться для защиты Отечества - это есть золотое слово самого Певца! (Я думаю, что в "Золотом слове Святослава" кавычки следует закрыть после восклицания князя: "Нъ се зло: княже ми не пособие! На ниче ся годины обратиша!" - а далее уже говорит сам поэт от себя.)
1 августа 1944 г.