Во второй половине XII века, когда жил и творил величайший русский поэт мирового масштаба, Русь была уже не такой, как при Ярославе Мудром или Владимире Мономахе.

Русские люди, правда, еще очень хорошо помнили блестящее время, когда их Родина была единым государством, занимавшим видное и почетное место среди европейских государств. Разъединенные политически, они жили верой в возможность нового объединения и совсем не чувствовали приближения надвигавшейся на них из Азии черной тучи.

Они, конечно, не могли не заметить тех значительных и печальных перемен, которые уже успели произойти на Руси, сделав ее не похожей на старую Киевскую Русь.

Автор "Слова" (Я считаю утверждение А. К. Югова о том, что автором "Слова о полку Игореве" является песнетворец Митуса, одной из возможных научных гипотез. - Б. Г.) - сын своего времени и сын своего народа. Он вместе со своим народом живет одной думой, одной радостью и печалью.

"О, стонати Руской земли помянувше первую годину и первых князей!" - ведь это вопль о недавнем и хорошо памятном, вызванный именно тем, что сейчас уже не те времена, не те песни. Как было бы хорошо, если бы удалось "того стараго Владимира... пригвоздити к горам Киевским". Но, увы, рухнуло дело жизни Владимира Всеволодовича Мономаха. Восторжествовали планы его принципиальных политических противников, "не веселая година встала". "Тоска разлился по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускыи".

Что же, собственно, произошло? Почему струны автора "Слова" звучат так тревожно? Почему и сейчас мы не можем слушать его песнь без душевной боли? Произошло, несомненно, многое, большое и для Руси тяжелое.

Автор "Слова" понимает события совершенно точно. Он рисует перед нами картину вполне объективную. Если же в его передаче так много яркости и неотразимости, то это секрет его таланта. Он в двух словах умеет сказать больше, чем целые страницы ученого трактата о тех же событиях.

Когда Ярослав Мудрый почувствовал приближение смерти, то, по преданию, записанному в "Повести временных лет", он собрал своих сыновей и сказал им слова, под которыми могли бы подписаться все, кому дорога была Родина: "...аще... будете ненавистно живуще в распрях и которающеся, то погыбнете сами и погубите землю отец своих и дед своих, тоже налезоша трудом своим великым". Спустя сорок три года Владимир Мономах созвал князей в Любече, где собравшиеся констатировали неблагополучие. Здесь опять прозвучал тот же мотив, но уже не в виде предостережения, а по поводу очевиднейшего факта. "Почто губим Рускую землю, сами на ся котору деюще? А половци землю нашу несут розно и ради суть, оже межю нами рати; да отселе имемся по едино сердце и блюдем Рускые земли!"

Но на этом съезде обнаружилось, что возврат к прошлому единству Русской земли уже невозможен. И сам Владимир Мономах вынужден был идти на уступки.

Съезд постановил признать факт автономности отдельных княжений: "кождо да держит свою вотчину". Владимир Мономах только настаивал на прекращении усобиц.

Съезд принял и другое решение: "Да аще кто отселе на кого будет, то на того будем вси", то есть князья решили общими усилиями прекращать агрессию каждого из них. Как нам известно, из этих обещаний ничего не вышло. Усобицы продолжались.

Через девяносто лет автор "Слова" вынужден был признать, что заветы Ярослава и Владимира Мономаха не выполнены и печальные следствия налицо. Руководители политической жизни Руси - князья малое стали считать великим и пренебрегли подлинно великим, продолжали "сами на себе крамолу ковати. А погании со всех стран прихождаху с победами на землю Рускую".

Полтораста лет люди, искренне желающие блага своей Родине, твердят одно и то же, зовут к единению и прекращению усобиц, а усобицы не прекращаются, пагубные их следствия ширятся.

Кто же тут виноват? Почему нельзя было сохранить идеалы мудрого Ярослава и старого Владимира?

Автор "Слова" указывает на одного из активных деятелей, враждебного политике сохранения единства Киевского государства. Это внук Ярослава, Олег Святославич, которого Поэт называет Гориславичем. Это он мечом крамолу ковал и стрелы по Земле сеял. Отсюда появились и соответствующие всходы: "Тогда по Руской земли редко ратаеве кикахуть, но часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедие... Не веселая година встала".

Поэт страдает вместе со своим народом, он горюет о своем народе. Это народ, создавший величие Киева, объединивший восточноевропейские племена, народ, умевший ставить высокие цели, а главное - их осуществлять.

Когда песнь о полку Игореве прозвучала впервые, этот народ не изменился, но беда в том, что князья по-разному смотрят на Русь, ведут политику разъединения. С грустью отмечает это и автор "Слова":

"О! стонати Руской земли, помянувше первую годину и первых князей! Того стараго Владимира нельзе бе пригвоздити к горам Киевским. Сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы: и розьно ся им хоботы (бунчуки) пашут (веют), копья (отряды) поют".

Было единство - залог государственной мощи страны, сейчас его не стало.

Киевская Русь, выросшая путем объединения всех частей восточного славянства и многих неславянских земель, связавших свою судьбу с русским народом, представляла собой большую культурную и политическую силу.

Культура Киевской Руси не только не уступала другим европейским народам, но во многом их и превосходила. Достаточно напомнить хотя бы факт написания своей родной истории. Задача сложная и нелегкая, требующая больших знаний, уменья систематизировать материал, отделить главное от второстепенного, подметить основную линию развития большой страны. Монах Киево-Печерского монастыря справился с этой задачей настолько успешно, что превзошел качеством своего труда своих европейских современников.

Такие люди, как Иларион, Кирилл Туровский, митрополит Климент, а также автор "Слова о полку Игореве" ярко свидетельствуют не только о наличии на Руси больших талантов, но и о возможности здесь получить серьезное образование. Государство Киевское успело занять в Европе видное место. С ним считались, как с силой, с которой полезно быть в дружбе и страшно - во вражде.

В Европе не было ни одного государства, которое бы не стремилось добиться союза или добрых отношений с Киевским великокняжеским двором. Императоры и короли стремились для этих целей породниться с киевским князем. Дочери и внучки Ярослава стали женами: одна - французского короля, другая - германского, а третья - византийского императора. Польша, Норвегия, Венгрия, Чехия находились также в родственных связях с киевским князем. Владимир Мономах по матери был связан с византийским императорским домом, а по жене - с английским королем.

Король Иерусалимского королевства простому русскому игумену, прибывшему к нему, оказывает исключительное внимание, конечно, не как игумену, а как представителю Русского государства. Король Балдуин на пасху провел его в своей свите через толпу паломников в церковь Гроба Господня и "повеле поставит высоко над самыми дверьми гробными". По распоряжению короля игумена пускали туда, куда никому не было разрешено входить. Арабы, со своей стороны, оказали русскому игумену знаки внимания: "Старейшина Сарацинской сам с оружием проводи ны олне до Вифлеема и та места вся тоже ны проводил".

Все это, вместе взятое, делает понятным отношение и самих русских людей к своей стране. "Кого бо тако бог любит, яко же ны возлюбил есть? Кого тако почел есть, яко же ны прославил есть и вознесе? - задает вопрос летописец и убежденно отвечает: -Никого же". Русская земля "паче всех почтена и паче всех просвещена была".

Ту же оценку величия Руси мы видим и у Илариона:

"...похвалим же и мы по силе нашей малыми похвалами великая и дивная сотворшего, нашего учителя и наставника, великого кагана нашея земли Владимира, внука старого Игоря, сына же славного Святослава, иже в своя лета владычествующа, мужеством же и храбрьством в странах многих и поминаются ныне и словут: не в худе бо и не в неведоме земли владычествоваша, но в Руской, яже ведома и слышима есть всеми концы земли".

Как же, действительно, случилось, что это громадное, сильное и славное государство распалось на части?

Хотя историю делают люди, но это обстоятельство нисколько не мешает тому, что жизнь человеческих обществ развивается закономерно.

И в данном случае Киевское огромное государство распалось по тем же самым причинам, по каким распалась и империя Карла Великого, и империя Чингис-хана, и государство Тиграна Великого, и другие так называемые дофеодальные государства.

Дофеодальное государство именно и характерно тем, что оно спаяно достаточно крепкой властью, что аппарат власти непосредственно связан с народом без посредствующего звена в виде феодальной землевладельческой знати, что нет еще крепостничества.

Это период политической жизни страны, когда племена превращаются в народ, когда определяется государственная территория и закладывается фундамент, в значительной мере определяющий дальнейшее течение политической жизни народа. В недрах дофеодального государства созревают феодальные отношения, создается и крепнет крупное земледелие, усиливается экономическая и политическая мощь знати, до известного момента идущей вместе с властью, но по мере своего роста начинающей тяготиться ею и, в конечном счете, выступающей против нее.

Создается крупная сень╠рия, глава которой сознает себя государем в своих владениях, ставит в зависимость от себя крестьянскую массу, превращая ее в своих подданных.

Государственная власть, нуждающаяся в содействии знати, вынуждена помогать ей, то есть участвует в создании силы, которая в известный момент становится угрозой власти и разрушает политическое единство страны.

Киевское государство в дофеодальный период своего существования достигло громадных размеров. Оно простиралось с севера на юг от Белого моря до Черного, от Прикарпатья до берегов Волги - с запада на восток.

По мере роста производительных сил, появления новых производственных и политических центров, усиления феодальной знати Киев все больше и больше теряет свое первенствующее значение. Он вынужден уступить часть своих прерогатив таким городам, как Новгород, Полоцк, Галич, Владимир-на-Клязьме, Чернигов, Тмутаракань и др.

Каждый из этих новых политических центров имеет свои большие материальные ресурсы, свои политические задачи, своих крупных политических деятелей, которым зависимость от Киева начинает становиться препятствием для осуществления своих местных задач.

Эти крупные города, объединяющие экономически и политически значительные территории, и местная феодальная знать выбирают своих собственных князей, правда, из той же династии Рюриковичей, однако к этому времени успевших связать себя с местами и в значительной степени потерявших общий политический язык. Отсюда с полной неизбежностью вытекает столкновение интересов этих княжеств и бесконечные феодальные войны.

Нет ни одного государства, которое бы жило изолированно. Не было таких государств, которые бы не следили за тем, что делается в соседней стране, и не старались бы воспользоваться хотя бы и временным ослаблением соседа.

Отсюда неизбежность международных столкновений.

Уже в конце XI века нашему первому историку было ясно, что Киевская Русь в опасности. Он и писать стал свой труд в значительной степени с тем, чтобы предостеречь, чтобы помочь тем, кто стал на защиту целостности государства.

Владимир Мономах своей властной рукой делал то самое дело, которое дорого было и летописцу Нестору, и многим другим единомышленникам Мономаха, и всему русскому народу. Владимиру Мономаху так же, как и летописцу, было ясно, что у Русского государства есть сильные враги, стремящиеся к другим целям, забывшие .великое общерусское для своего местного малого, казавшегося им более близким и эгоистически более выгодным.

Обособление частей и хронические феодальные войны, несомненно, ослабили Русь.

Борьба русского народа за свою независимость в этот период становится особенно острой. Перемены, происходившие в Киевском государстве, и прежде всего ослабление его военной мощи в связи с обособлением земель, еще недавно признававших власть киевского князя, будили у соседних государств надежды на легкий захват русских земель.

Половцы, отодвинутые было за Дон во время Мономаха, снова начинают надвигаться на южные пределы Руси, и с шестидесятых годов XII века этот напор степных кочевников достигает огромной силы.

Мономах с сыном могли только задержать дальнейшее углубление начавшегося распада Киевского государства, но не прекратили его совсем.

Естественнее всего было бы ожидать, что сын Мономаха, Мстислав, передаст Киев своему сыну таким же порядком, как он и сам получил его от своего отца, Мономаха. Но вышло не так.

В Лаврентьевской летописи под 1132 годом по этому поводу написано: "Преставися Мстислав сын Володимерь месяца априля в 14 день и седе по нем брат его Ярополк княжа Кыеве: людье бо кыяне послаша по нь". Вопрос о преемстве Киевского стола решили сами "людье - кыяне", то есть городское киевское вече. В цветущее время Киевского государства ничего подобного не было.

Дети Мстислава Владимировича оказались в распоряжении их дяди Ярополка. Он попытался было удержать в своих руках власть над Русской землей, но сделать этого уже не смог.

Ольговичи черниговские в союзе с Изяслазом и его братом Святополком Мстиславичами и половцами выступили против Ярополка. Борьба закончилась торжеством Ольговичей. Они утвердились в Черниговщине, а в 1139 году, после смерти Ярополка, Всеволод Ольгович даже занял и Киев, прогнав оттуда-попытавшегося было там утвердиться Вячеслава, родного брата умершего Ярополка.

В итоге этой борьбы укрепила свою независимость от Киева не только Черниговская земля, но и Галицкая, и Полоцкая, и Ростово-Суздальская. Ольговичи выросли в большую силу, то есть стал явно торжествовать принцип дробления Руси на части.

Двенадцать дней, последовавших за смертью Всеволода, весьма показательны. Всеволод заранее уже подготовлял почву для пюсажения на Киевский стол своего брата Игоря. Опираясь на свои силы, умело привлекши на свою сторону верхи киевского общества, он, однако, не учел выросшего значения киевских купцов, ремесленников и городской народной массы. Выступление этих последних аннулировало волю Всеволода Ольговича. На Киевский стол по воле киевского веча сел внук Владимира Мономаха Изяслав Мстисла-вич, князь Переяславский.

Ольговичи пытались создать коалицию из своих сторонников против Изяслава. Святослав Ольгович, брат низложенного Игоря, в свою очередь, вошел в соглашение с Юрием Долгоруким, князем Ростово-Суздальской. земли.

Началась упорная борьба, в которой принимали участие не только русские, но и венгры, поляки, Черные Клобуки, половцы.

Лишь только умер Юрий, в Киеве вспыхнуло народное движение. "Много зла створися в то день, - пишет летописец: - разграбиша двор его (Юрия) красный и другый двор его за Днепром разграбиша, его же зваше сам раем, и Васильков двор сына его разграбиша в городе; избивахуть суждальци по городом и селом, а товар их грабяче". Это движение не было неожиданным. Юрий силой завладел Киевом, а киевляне давно уже заявляли, что им "с Гюргем не ужити".

Чем же, собственно, владел Юрий на юге, в Киевщине? Это вопрос далеко не праздный. Юрий владел только небольшим пространством по реке Горыни, Турово-Пинсксй землей, впрочем, очень скоро тоже обособившейся, собственно Киевом с окрестностями и преддверием к Киеву - Переяславлем. На большее Юрий претендовать не мог, так как остальные земли были уже независимы и имели достаточно сил, чтобы отстоять свою независимость. И при Юрии Киев уже не стольный город всей Руси.

Юрий, прибыв в Киев, рассадил своих сыновей не очень далеко от себя: Андрея - в Вышгороде, Ростислава - в Переяславле, Бориса - в Белгороде, Глеба - в Каневе; только Василько был посажен в Суздале.

Земли - волости - вне границ Киевщины уже жили своей собственной жизнью, не считаясь с киевским князем.

Княжение Юрия Владимировича с полным правом может быть названо тем историческим моментом, когда раздробление Руси вполне определилось, причем Киевская земля в системе феодально-раздробленной Руси заняла малозаметное место. Киевщине не пришлось даже сложиться в особое политическое целое и выработать себе внутреннюю организацию под управлением своей местной династии. Князья, осевшие в своих уделах, ревниво смотрели за тем, чтобы никому из них не досталась Киевщина в самостоятельное княжение.

Волынский князь Мстислав Изяслазич в шестидесятых годах XII века добывает себе Киев. Но Волынь остается его опорным пунктом и убежищем в тяжелые моменты его жизни и его постоянным владением. Если до недавнего времени Киев стремился держать в своих руках Волынь и действительно ее держал, то теперь, как мы видим, Киев и Волынь поменялись местами.

Мстислав был человек энергичный и предприимчивый, любитель книг и талантливый, неустрашимый полководец. Ему удалось организовать грандиозный поход на половцев, в котором приняло участие тринадцать названных летописью по именам князей, владетелей княжений, и "инии мнози". В походе принимали участие и Черные Клобуки, давно уже связавшие свою историческую судьбу с Киевской Русью. Победа над половцами была полная. Но и этому князю не удалось отстоять Киев от силы, выросшей за это время в междуречье Волги и Оки.

Поводом к войне между Андреем Владимирским и Мстиславом Киевским послужил Новгород. Владимирский князь, заинтересованный в своем владении Новгородом, не мог мириться с тем, что Мстислав предпринял весьма определенные шаги к тому, чтобы удержать Новгород в своих руках:

Мстислав Изяславич посадил своего сына Романа в Новгороде, в то время как Андрей Юрьевич Боголюбский имел там в качестве князя своего ставленника. К тому же Роман стал вести агрессивную политику по отношению к союзникам Андрея. Андрей решил нанести одновременно удар и Новгороду и Киеву. Восьмого марта 1169 года Киев пал. Новгородцы сумели себя защитить и 25 февраля 1170 года праздновали свою победу над суздальско-владимирской ратыо.

Так, в борьбе защитников единства Руси со сторонниками политической самостоятельности ее частей назревал новый период в истории русского народа - период государственной раздробленности.

Феодальные войны, разорительные для крестьянства и горожан, делали политическое существование этих разрозненных единиц крайне неустойчивым.

Целые области, еще недавно входившие в состав Киевского государства, не имея сил отстоять свою независимость от агрессии соседей, делались жертвой более сильных феодальных образований.

В разное время отдельные части Киевского государства попадают в руки соседей. Причерноморье и Приазовье входят в состав половецких владений.

Автору "Слова" оставалось только напомнить о недавнем прошлом и констатировать факт, что побережье Черного и Азовского морей стало для русских князей уже землей "незнаемой":

"Див кличет вверху древа, велит послушати земли незнаеме - Волзе, и Поморию, и по-Сулию, и Сурожю, и Корсуню, и тебе, Тьмутороканский болван".

Удачный поход киевского князя Мстислава Изяславича на половцев не изменил сколько-нибудь существенного положения. Половцы продолжали угрожать ослабевшей Руси.

Среди княжеств, на которые распалось Киевское государство, своей силой выделялись наиболее крупные: Влади-миро-Суздальское, Галицкое, Волынское и Новгородское. Каждое из них имело свои особенности и свою судьбу. Новгород, благодаря чрезвычайному усилению своих бояр и купцов, превратился в начале XII века в республику, занялся своими внутренними делами, сосредоточил свои силы на оберегании своих западных границ и сравнительно мало интересовался тем, что делается во всей стране. Но нельзя сказать того же о соседних с Новгородом русских княжествах. Они очень были заинтересованы в том, чтобы держать связь с богатым Новгородом, а если возможно, то и влиять на его политику. Ведь Новгород был тогда окном в Европу.

Галицкая Русь в конце XII века заметно окрепла. Успешно защищая себя от Венгрии и Польши, она делала попытки включить под свою власть Поднепровье и занять место ослабевшего Киева.

Это прекрасно знал и ярко отметил автор "Слова":

"Галичкый Осмомысле Ярославе! высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы Угорский своими железными полки, заступив королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут. Отворяеши Кыеву врата, стреляеши с отня злата стола салтани за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую..." Поэт знает и волынского князя Романа, сумевшего объединить несколько позднее Галич и Волынь под одной своей властью (Убежденный доводами А. К. Югова, я должен изменить свое мнение, высказанное в статье "Автор "Слова о полку Игореве" и его время" ("Историк-марксист", 1938, книга четвертая, стр. 18), о том, что это якобы Святослав обращался к политическим деятелям современной ему Руси. Но, как правильно думает А. К. Югов, это, несомненно, обращение самого автора "Слова". - Б. Г.).

Положение галицких и волынских князей было очень не легким. То, что успело сделать новгородское боярство, то есть взять всю власть в свои руки, отодвинуть князя на второй план и парализовать его инициативу, стремилось ввести у себя и галицкое могущественное боярство. Ему временами и удавалось это. Но народные массы были против них и шли навстречу объединительной политике своих князей. Борьба боярства с княжеской властью тут не прекращалась, но не дала тех результатов, какие мы видим в Новгороде.

Не случайно автор "Слова" на фоне политической жизни Руси так резко выделил князя Владимиро-Суздальского.

Именно Владимиро-Суздальский князь достиг того, что поэту казалось для Руси необходимым.

И тут шла такая же жестокая борьба княжеской власти с могущественным и гордым боярством. Андрей Боголюбский пал жертвой этой борьбы. Его убили бояре. Но народные, главным образом городские, массы решительно выступили против бояр и помогли своим князьям разгромить эту силу. Брат Андрея Всеволод, севший на место Андрея по приглашению горожан-владимирцев, нанес боярам большое поражение. Это возвысило Всеволода в глазах тех, кто готов был бороться с сепаратистскими тенденциями боярства.

Автор "Слова" знает и другую черту политики владимиро-суздальских князей. У них не только много силы, но и широкие политические горизонты. Они не замыкаются в круг своих местных интересов. Больше, чем где-либо в других местах Руси, тут думают обо всем русском народе. Недаром именно здесь продолжалось и летописание общерусского содержания, тогда как в других княжествах политические интересы сузились до пределов своих территориальных границ.

Автор "Слова", видя бедствия своего народа, недавно столь высоко стоявшего, зовет Всеволода Владимирского: "Великый княже Всеволоде! Не мыслию ти прелетети издалеча - отня злата стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти. Аже бы ты был, - то была бы чага по ногате, а кощей по резане!" "Злат отень стол" - это стол Киевский, стол, дорогой по живым воспоминаниям Поэта. Поэт уверен, что если бы Всеволоду удалось прибыть на юг, Родина избавилась бы от своих внутренних бед и внешних врагов.

Призыв горячего патриота остался только призывом: Всеволод не смог "поблюсти отня стола". Стол потерял прежнее свое значение и оказался в руках менее сильных князей. Общерусские интересы остались отодвинутыми на второе место. Узкая местная эгоистическая политика возобладала. Князья продолжали ковать крамолу и губить Русскую землю.

Людям, мечтавшим видеть свою страну объединенной и великой, пришлось ждать долго. Пришлось пережить удар, равного которому еще не знала до тех пор Европа.

И под татарским игом русский народ в воспоминаниях, в образах Киевской Руси черпает силы для борьбы за лучшее будущее.

Вскоре после татарского погрома составлено было "Слово о погибели Рускыя земли", произведение, проникнутое грустным мотивом о бедствиях, постигших христиан. С глубоким чувством любви и восхищения говорится тут о "светло-светлой" земле Русской, о ее славе, богатстве старых киевских князей. Тут находят себе место и Всеволод, тот самый, на которого возлагал столь большие надежды автор "Слова о полку Игореве", и дед его, Владимир Мономах, и другой, еще более старый Владимир.

А когда на Куликовом поле рождалась обновленная Русь, образы, столь близкие автору "Слова о полку Игореве", воскресли с новой силой и в новой трактовке. Киевские братья Борис и Глеб помогают Димитрию Донскому разбить Мамая. Авторы повестей о Мамаевом побоище считают необходимым напомнить, что Дмитрий Донской - "правнук" киевского князя Владимира Святославича. Но уже не на Киев ориентируется писатель XIV века. Перед ним стоит торжествующая, несущая победу и объединение всей Руси - Москва.