Мне жаль, уважаемый Соломон, что вы так бездарно расходуете время из того немногого, оставшегося нам, но кое-что проясняется: вы окончательно и бесповоротно отравлены советско-российским помойным зомбоящиком. И не просто сидите на дозах, а превратились в его мизантропического гомункулоса. Похоже, малахо-карауловым удалось-таки прилично вас "накачать", иначе никак не объяснить ваше "отвращение" к одному из честнейших и правдивейших журналистов (вы хоть видели его фильмы?).
Впрочем, вы хитрите, уцепившись за одно его наблюдение (кстати, совершенно справедливое) и полностью игнорируете все остальные моменты интервью, а они расставляют точки над вашей абсолютной беспомощностью в понимании происходящего окрест.

И заканчивайте баловаться рефреном "Не хлебом единым" - он бьет мимо цели, поскольку у меня с хлебом самые нормальные отношения: всегда зарабатывал ровно столько, сколько требуется для той жизни, которую вы называете духовной, и считаете её достойной то ли исключительно вас, то ли своры сидящих на печи Емель.
Не приглашайте, мне на "территории" вашего "мировоззрения", которое в лучшем случае - заблуждение, делать нечего.
А вообще-то, насколько корректно несостоявшемуся человеку (было дело - вы жаловались) предлагать кому бы то ни было разделить с ним его взгляды на жизнь?

Голос Пушкина в воспоминаниях современников

╚Войдя в переднюю квартиры Плетнева, я столкнулся с человеком среднего роста, который, уже надев шинель и шляпу и прощаясь с хозяином, звучным голосом воскликнул: Да! да! хороши наши министры! Нечего сказать!" засмеялся и вышел. Я успел только разглядеть его белые зубы и живые, быстрые глаза. Каково же было мое горе, когда я узнал потом, что этот человек был Пушкин╩. (Тургенев И. Литературный вечер У П.А. Плетнева. (Русский Архив. 1869. 53).

╚спрятанный в стенах Лицея, прекрасными стихами уже подавал он оттуда свой звонкий голос╩. (Воспоминания Е. Н. Раевской в записи Я. К. Грота)

╚Я курил трубку, лежа на диване. Здравствуй, душа моя! сказал мне, войдя весьма торопливо и изменившимся голосом, Александр Сергеевич Пушкин. Здравствуй, что нового? Новости есть, но дурные. Вот почему я прибежал к тебе╩. (В. Ф. Раевский Мой арест)

╚Вскоре мы уселись вокруг него, и он прочитал нам своих ╚Цыган╩. Впервые мы слышали эту чудную поэму, и я никогда не забуду того восторга, который охватил мою душу!.. Я была в упоении, как от текучих стихов этой чудной поэмы, так и от его чтения, в котором было столько музыкальности, что я истаивала от наслаждения; он имел голос певучий, мелодический и, как он говорит про Овидия в своих ╚Цыганах╩: И голос, шуму вод подобный. (А. П. Керн. Воспоминания о Пушкине)

╚Мечтанью вечному в тиши Так предаемся мы, поэты, Так суеверные приметы Согласны с чувствами души. Писавши эти стихи и напевая их своим звучным голосом, он при стихе: И месяц с левой стороны Сопровождал меня уныло заметил, смеясь: ╚Разумеется, с левой, потому что ехал назад!╩ (А. П. Керн. Воспоминания о Пушкине)

╚Пушкин в эту зиму бывал часто мрачным, рассеянным и апатичным. В минуты рассеянности он напевал какой-нибудь стих и раз был очень забавен, когда повторял беспрестанно стих барона Розена: Неумолимая, ты не хотела жить, передразнивая его и голос и выговор╩. (А. П. Керн. Воспоминания о Пушкине)

╚Пушкин насвистывал мелодию, а Глинка подбирал аккомпанемент. Только что мы вошли, Пушкин начал петь гнусавым голосом, как молдаване. Клементий выделывал драматические жесты. Они делали вид, что плачут, и утирали глаза черной шалью. Невозмутимая важность, с которой они давали нам этот чудный концерт, заставила нас хохотать до упаду╩. (Записки А. О. Смирновой-Россет)

надо себе представить самую фигуру Пушкина. Ожиданный нами величавый жрец высокого искусства -- это был среднего роста, почти низенький человечек, вертлявый, с длинными, несколько курчавыми по концам волосами, без всяких притязаний, с живыми, быстрыми глазами, с тихим, приятным голосом, в черном сюртуке, в черном жилете, застегнутом наглухо, небрежно повязанном галстухе. Вместо высокопарного языка богов мы услышали простую ясную, обыкновенную и, между тем, -- поэтическую, увлекательную речь!

Первые явления выслушали тихо и спокойно Сцена летописателя с Григорьем всех ошеломила... А когда Пушкин дошел до рассказа Пимена о посещении Кириллова монастыря Иоанном Грозным, о молитве иноков "да ниспошлет господь покой его душе, страдающей и бурной", мы просто все как будто обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздерживаться. Кто вдруг вскочит с места, кто вскрикнет. То молчанье, то взрыв восклицаний, напр., при стихах самозванца: "Тень Грозного меня усыновила". Кончилось чтение. Мы смотрели друг на друга долго и потом бросились к Пушкину. (М. П. ПОГОДИН. Дневник, 12 окт. 1826 г. П-н и его совр-ки, XIX -- XX, 79. (Чтение Пушкиным "Годунова" в Москве, у Веневитиновых, 12 октября 1826 г., днем. В 12 час. приехал Пушкин).

НАКОНЕЦ надобно представить себе самую фигуру Пушкина. Ожидаемый нами величавый жрец высокого искусства это был среднего роста, почти низенький человечек, с длинными, несколько курчавыми по концам волосами, без всяких притязаний, с живыми быстрыми глазами, вертлявый, с порывистыми ужимками, с приятным голосом, в черном сюртуке, в темном жилете, застегнутом наглухо, в небрежно завязанном галстуке. Вместо языка Кокошкинского мы услышали простую, ясную, внятную и вместе пиитическую, увлекательную речь. Что было со мною, я и рассказать не могу. Мне показалось, что родной мой и любезный Нестор поднялся из могилы и говорит устами Пимена: мне послышался живой голос древнего русского летописателя. (Из ╚Воспоминаний о Степане Петровиче Шевыреве╩)

Любила В. Ф. Вяземская вспоминать о Пушкине, с которым была в тесной дружбе, чуждой всяких церемоний. Бывало, зайдет к ней поболтать, посидит и жалобным голосом попросит: "княгиня, позвольте уйти на суденышко!" и, получив разрешение, уходил к ней в спальню за ширмы. С. Ш. (граф С. Д. ШЕРЕМЕТЬЕВ). "Из семейной старины". Старина и Новизна, VI, 331.

Мы с братом ходили каждый день купаться в большую купальню, устроенную на Неве против Летнего сада; один раз, барахтаясь в воде и кой-как еще тогда плавая, я не заметил, как ко мне подплыл какой-то кудрявый человек и звонким, приветливым голосом сказал: "позвольте мне вам показать, как надо плавать, вы не так размахиваете руками, надо по-лягушечьему", и тут кудрявый человек стал нам показывать настоящую манеру.. На Петергофском празднике Государь с царской фамилией и придворными ехал в линейке и, увидав шедшего близ дороги Пушкина, закричал ему: "Bonjour, Pouchkine!" -- "Bonjour, Sir!" -- почтительно, но непринужденно отвечал ему Пушкин. (С. М. Сухотин). Из воспоминаний молодости. Рус. Арх., 1864, 981, Ср. Рус. Арх.. 1894, III, 71.)

Когда я начал читать Пушкину первые главы из "Мертвых душ" начал понемногу становиться все сумрачнее, сумрачнее, и наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтение кончилось, он произнес голосом тоски: "Боже, как грустна наша Россия!"(Н. В. Гоголь. Четыре письма к разным лицам по поводу "Мертвых душ". Выбр. места из переписки с друзьями, XVIII.)

Когда Пушкин хохотал, звук его голоса производил столь же чарующее действие, как и его стихи. (А. С. Хомяков по записи Бартенева. Рус. Арх., 1899, II, 146).

Лев Серг. Пушкин... засмеялся вдруг своим быстрым, гортанным смехом, чрезвычайно сходным, -- как говорил он сам, -- со смехом его брата. (Б. М. Маркевич. Л. Майков, 28.)

(В начале 1836 г., -- 28 янв. 1837 г.) Пушкин был нехорош собою: смугловат, неправильные черты лица, но нельзя было представить себе физиономии более выразительной, более оживленной, более говорящей, и слышать более приятного, более гармонического голоса, как будто нарочно созданного для его стихов... (Е. А. Драшусова). "Жизнь прожить не поле перейти". Записки неизвестной. Рус. Вестн., 1881, т. 155, стр. 151 -- 152.

-- "Александр Сергеевич, сегодня середа, я еще, вероятно, буду иметь счастливый случай с вами повстречаться у X.", -- проговорил я почтительно, но вместе с тем стараясь придать своему голосу равнодушный вид, "что вот, дескать, к каким тузам мы ездим". Пушкин посмотрел на меня с той особенной, ему одному свойственной, улыбкой, в которой как-то странно сочеталась самая язвительная насмешка с безмерным добродушием. -- "Нет, -- отрывисто сказал он мне: -- с тех пор, как я женат, я в такие дома не езжу!" Меня точно ушатом холодной воды обдало, я сконфузился, пробормотал что-то очень неловкое. (Граф В. А. Сологуб. Воспоминания. СПб., Изд. А. С. Суворина, 1887, стр. 115 -- 118.)

Не один раз видел Николай Иванович, как Пушкин большими шагами ходил по гостиной, обыкновенно вполголоса разговаривая с своим собеседником, чаще, впрочем, с собеседницей. (Н. И. Вульф. Рассказы о Пушкине, записанные В. Колосовым)

Едва вошел я опять в переднюю, тотчас услышал голос Пушкина. Он вскрикнул: Василий, это ты? Точно так, я отвечал повар. А господин Облачкин? Здесь. Пожалуйте сюда, пожалуйте, звал меня Пушкин, и голос его был до того радушен и до того симпатичен, что я весь затрепетал от радости и никогда не забуду этой счастливой для меня минуты Я поклонился Пушкину, помнится, очень неловко, совершенно растерялся, сконфузился, хотя он обратился ко мне весьма ласково, просто, голос его был изумительно симпатичен, улыбка добродушна, глаза выражали участие... К чему я оробел перед таким человеком, к которому должно чувствовать только любовь и уважение? Я был тогда мальчик, но очень хорошо понимал, что мои стихи в руках славного поэта только смотрите, промолвил он очень серьезно, напишите просьбу прозой, а не стихами. Я невольно улыбнулся. Пушкин заметил мою улыбку и захохотал во весь голос, беспечно, с неподражаемой веселостью: ╚Я вам сделал это замечание на счет просьбы затем, что когда-то деловую бумагу на гербовом листе я написал стихами и ее не приняли в присутственном месте'. ( Облачкин. Воспоминание о Пушкине)

Из всего Озерова затвердил он одно полустишие: "Я Бренского не вижу". Во время одной из своих молодых страстей, это было весною, он почти ежедневно встречался в Летнем саду с тогдашним кумиром своим. Если же в саду ее не было, он кидался ко мне или к Плетневу и жалобным голосом восклицал: "Где Бренский? Я Бренского не вижу". (П.А. Вяземский. Отрывки из различных статей). Приписка к статье "О жизни и сочинениях В. А. Озерова")

Его привезли домой; жена и сестра жены, Александрина, были уже в беспокойстве; но только одна Александрина знала о письме его к отцу Геккерна. Он закричал твердым и сильным голосом, чтобы жена не входила в кабинет его, где его положили, и ей сказали, что он ранен в ногу. (А. И. Тургенев -- А. И. Нефедьевой, 28 января 1837 г. П-н и его совр-ки, VI, 50.

-- Кто здесь? -- спросил он Спасского и Данзаса. Назвали меня и Вяземского. -- Позовите, -- сказал он слабым голосом. Я подошел, взял его похолодевшую, протянутую мне руку, поцеловал ее: сказать ему ничего я не мог, он махнул рукою, я отошел. (В. А. Жуковский -- С. Л. Пушкину. Щеголев. 181.)

Прощаясь с друзьями, которые, рыдая, стояли у его одра, он сказал Тургеневу: -- А что же Карамзиных здесь нет? Тотчас же послали за матушкой (Ек. А. Карамзиной), которая через несколько минут и приехала. Увидев ее, он сказал уже слабым, но явственным голосом: -- Благословите меня! (ЕК. Н. Мещерская-Карамзина -- княжне М. И. Мещерской. П-н и его совр-ки, VI, 95.)

еще посреди наших разговоров как будто отзывается его голос, как будто раздается его живой, ребячески веселый смех Однажды спросил он: ╚Который час?╩ И на ответ Даля продолжал прерывающимся голосом: ╚Долго ли... мне... так мучиться?.. Пожалуйста, поскорей!..╩ Вообще (после мук первой ночи, продолжавшихся два часа) он был удивительно терпелив Она пришла, опустилась на колени у изголовья, поднесла ему ложечку-другую морошки, потом прижалась лицом к лицу его; Пушкин погладил ее по голове и сказал: ╚Ну, ну, ничего; слава богу; все хорошо! поди╩. Спокойное выражение лица его и твердость голоса обманули бедную жену (В. А. Жуковский. Конспективные заметки о гибели Пушкина. Письмо к С. Л. Пушкину (15 февраля 1837 г.)

Перенимайте, ЛЛ, шведский опыт: скоро (вы там поближе) придется китайцев развлекать.
Правда, кормить они себя, а то и вас, будут сами, поскольку привыкли работать, а не творить ( см. 308026 Воложина), но по "духовности" (пресловутой Российской) сильно отстают.

Прощу прощение за опечатку: следует читать "социалЬный мыслитель" (http://polit.ru/article/2011/02/14/nayshul/).
Но вы напрасно числите Найшуля прозападником - его мотает, в разное время он говорил разное, и где-то мне попадалось его (за цитату не ручаюсь): Почему России не следует идти Западным путем. Совершенно определенно он отрицает, "что центр технологических новаций [Чаадаевское солнце - А.] находится на Западе".
И оставьте "этих банальностей" о собственном мнении, что ╚деньги к деньгам╩. На эту богатую мысль Google выдает 3 700 000 ссылок.

Не нужны США ни российский проамериканизм, ни российские финансы, ни российские просторы с полезными ископаемыми - всё это слезы; говорить противоположное - совковая пропаганда в чистейшем виде.
А работать таки надо, уж поверьте 52-летнему первопроходцу (именно в этом возрасте я начал с нуля), потому как согласно словам всероссийского махинатора Чурова в ответ на упреки в подтасовках: "Мои аргументы весомее!" :)))

Не уверен, стоило ли вам тратить время на "социаленого мыслителя" (Господи, как пародийно звучит) и "воцерковленного ученого" Найшуля. Да и выводы ваши, извините, вроде иллюстрации к анекдоту, помните: "Где именье - а где вода!"
Я вот тоже чуть было не купился на авторитет "эксперта" Михаила Хазина, который предсказал "на носу висящий крах американской экономики" лет эдак 12 назад. Вот жду... а он всё предсказывает и (по Райкину) в "уважаемых" аналитиках ходит.

Проще надо: забыть о существовании дутых совковых "теоретиков", забыть чему они учили (продолжают учить, вот что ужасно), и довериться собственным глазам - ведь всё, как на ладони.

А про перестройку... одной "Глухомани" Бориса Васильева - за глаза и за уши.